Гонтарева и Писарук о работе в НБУ, стресс-тестах и спасенных банках

О команде НБУ

Гонтарева: Начало июня 2014 года. Я выхожу из Администрации президента, где мне только что Петр Алексеевич предложил возглавить Национальный банк и единственная мысль, которая крутиться в моей голове, – кого взять в команду? Тогда я точно знала – в правлении НБУ обязательно должен быть Александр Писарук. Это банкир высокого международного уровня и мой надежный товарищ. Но он живет в Амстердаме, у него там семья, хорошая должность и высокая зарплата. Что я могу ему предложить в Нацбанке?

Я набрала Писарука по телефону и честно все изложила: «Время страшное, революционное, стране и мне нужна помощь. Проект на год». Я попросила его приехать к нам, стать первым заместителем для того, чтобы сделать проект по полной трансформации всего банковского сектора и Национального банка в том числе.

21 июля 2014 года Александр Владимирович, бросив все и забрав семью, вышел на работу в Нацбанк первым заместителем и возглавил пруденциальный блок.

Писарук: Почему я согласился тогда в 2014-м? Первое — это патриотизм, искренний. Я семь лет прожил за рубежом и никогда не чувствовал себя украинцем больше, чем последние полгода своей жизни: с разгона студентов в ноябре 2013 года и вплоть до самого переезда. Я с семьей жил в Амстердаме, но каждый вечер с женой мы жили в телевизоре, купили специальную программу и смотрели онлайн все, что происходило.

Вторая и равновесная с первой причина — я очень хотел помочь Валерии Алексеевне. Я могу честно сказать, мы друзья уже 20 лет, а друзья друзей в трудную ситуацию не бросают. И если друг просит о помощи – я должен ему помочь. Для меня это было столь же свято, как помочь своей стране.

Третья причина – желание поучаствовать в очень важном проекте и сделать что-то действительно полезное. Знаете, как из цитаты Павки Корчагина: «Чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы».

Но при всех этих трех причинах всегда было четкое понимание, что это был one off (проект на один раз, – ред). Это был один проект, на который я ехал в Киев.

Гонтарева: По истечению года мы договорились продлить срок до конца 2015 года, чтобы завершить все начатые проекты: на то время у нас был начат второй стресс-тест, еще нужно было трансформировать департаменты надзора и инспектирования, а также внедрить кластеризацию мелких и средних банков и закончить оставшиеся проекты.

Сейчас я могу отпустить Александра Владимировича со спокойной душей. Его задача выполнена, институциональная трансформация пруденциального блока осуществлена. Теперь Екатерина Рожкова, она сейчас возглавляет департамент надзора будет зам главы Нацбанка по пруденциальному блоку. Первым замом мы планируем назначить Смолия Якова Васильевича. Надеемся, что до конца года будет сформирован совет НБУ, который сможет согласовать эти назначения.

О выполненной работе

Гонтарева: У Александра Владимировича проект был — расчистить банковскую систему и полностью реформировать весь пруденциальный блок. Могу сказать, что он свой проект закончил. А у меня проект – расчистка, перезапуск, а потом рост. Мой проект закончится, когда мы добьемся низкой инфляции, построим монетарную политику, пойдем в рост, заработает банковская система. Тогда я буду считать, что мой проект тоже закончен.

О перспективах

Писарук: Я верю, что примерно в течение года банковская система начнет перезапускаться: будет нормальной, более финансово устойчивой, не будет создавать риски для финансовой стабильности и будет реально выполнять свою основную функцию — это кредитование экономики. У нас еще, наверное, уйдет на это вплоть до года. Но без того, что мы делали прошедшие полтора, этого не было бы никогда. Люди пока не понимают, зачем все это «безобразие» – больно, деньги теряются, банки исчезают… Но без этого перезапуск системы невозможен.

Гонтарева: Мы много сделали для этого. Вот вчера представляет меня посол США Джеффри Пайетт людям из делегации Джозефа Байдена и говорит: вот это глава центробанка, единственная, кто провел реформы в стране… Я считаю, что в этом огромная заслуга –Александра Владимировича.

О тандеме

Писарук: Все стейкхолдеры воспринимают нас тандемом. Все абсолютно. И это правда — мы тандем. Почему? — Потому что мы по стилю разные, у нас разные сильные стороны, но мы очень комплементарны, и у нас общие корни, общие морально-этические принципы, общие взгляды на стратегические проблемы, на пути их решения. Мы не расходимся нигде. Мы можем спорить по нюансам тактики, в каких-то отдельных вопросах, но даже эти споры мы всегда разрешаем.

О секрете успеха

Писарук: Почему, наверное, нам удалось больше сделать, чем другим в государственном секторе? — Мы, Валерия Алексеевна и я, — не часть этой системы совсем. Вот это очень важно.

Валерия Алексеевна пришла из бизнеса, она не была частью системы никогда… Я приехал из-за рубежа, работал в иностранном банке 17 лет, точно не был частью системы. Мы вдвоем – технократы, абсолютно вне системы, политически неангажированы и действующие по профессиональным принципам. И мы по этому же принципу еще и команду подбирали здесь.

Хороший совет для всех — нужно подбирать людей профессиональных, технократов, честных людей, не часть системы.

О Меркель

Гонтарева: Сколько бы мне не рассказывали, что я должна быть политической фигурой, я всегда говорила: первый раз Нацбанку повезло – у него нет больше политической фигуры в лице главы. Меня все уверяли, что нет, ты должна быть политической фигурой. Кто-то хотел из меня делать Mutter, Ангелу Меркель. Это было совсем смешно, я совсем расстраивалась.

О системе

Гонтарева: Мы считаем, что задача была институционально создать такую систему, которая заменит Александра Владимировича, а потом заменит меня. Это наша задача. То, что мы называем «сделать это irreversiblе» (необратимым, – ред.).

Писарук: Есть еще один момент — тяжесть того, что надо было делать. Вот тут тандем имел ключевое значение. Самое страшное — менять направление движения корабля. Двигаться в одном направлении, даже когда волны, уже проще, чем менять направление. Сейчас я искренне могу сказать, что направление мы изменили. И в этом была моя основная функция и функция тандема. Дальше мы построили институциональную способность Нацбанка.

О стресс-тестах

Гонтарева: Уже перестроено все. Даже наш так называемый стресс-тест. Сначала делается asset quality review. Весь надзор для того, чтобы это сделать правильно, надо было перестроить. Этот этап одно подразделение делает. Сам стресс-тест делает подразделение финансовой стабильности — его вообще не было в природе. И третье – идентификация связанных лиц. То, что мы глобально в системе называем «стресс-тест» – это, на самом деле, три разных подразделения делают одну большую работу — смотрят на банк в 3Д, с разных сторон. А сверху еще смотрит надзор и постоянно мониторит ситуацию.

Эти все модели уже сделаны. Все подготовлено. Более того, на 20 крупнейших банках даже вторая часть уже полностью отработана.

О ликвидации банков

Писарук: Очистка — это самое видимое, что вызывает много эмоций. Я вам расскажу свое видение этих полутора лет. Когда я в июле прошлого года приехал и посмотрел — я подумал: мама родная. Я подозревал, что плохо, но чтобы так?!

Когда вы приходите внутрь Нацбанка и видите то, что вы видите, вам становится страшно. Извне вы это не можете знать. Вы знаете, что все это плохо, что это не работает, но когда вы смотрите на конкретные случаи, на имена банков, банкиров — что они делают — это ужас! И первый элемент кошмара — что огромное количество банков было зомби. Они были мертвы, они теряли ликвидность или занимались непотребством тотальным, мыли — и это была единственная цель их существования. Но так жить нельзя — это значит, что у вас часть системы полностью не работает, создает угрозы для финансовой стабильности и дает отвратительный пример для всех остальных. Это надо было вычищать. Это делали все страны в мире.

Гонтарева: Думаю, у них все таки было не совсем так. Я не знаю прецедента, когда такая доля банков была бы в этом замешана.

Писарук: Сложность нашей ситуации была в том, что это была старая проблема, которую надо было решать в 2009-2010-2011 годах — тогда надо было зачищать. Ни один попередник, ни другой даже не пытались этого делать. Кто начал это делать — это Степан Кубив. Потому что систему начало уже разносить, банки стали валиться. Но тогда это было скорее ситуативно, а мы поняли, что эту проблему семилетней давности надо было системно расчищать.

О спасенных банках

Гонтарева: Мы не хотим их называть, но у нас пять банков вышли из проблемности, а вы об этом даже не узнали. Даже  «Финансы и Кредит» на месяц вышел, хотя Александр Владимирович был уверен, что модель уже нежизнеспособна и пациент скорее мертв, и в итоге оказался прав.

Писарук: К сожалению, эти успешные истории не были такими большими. У крупных банков, как выяснилось, не было таких шансов, хотя мы действительно очень пытались. Лагун (владелец Дельта Банка, – ред.) что-то пытался делать, Жеваго (владелец банка «Финансы и Кредит», — ред.), но у них не получилось. Фирташ не хотел сдавать банк («Надра», — ред.), но у него другая история — этот банк был не жилец с 2008 года.

К сожалению, выяснилось пару вещей. Первое — богатых у нас не так много, кризис ударил по всем и у них просто не было достаточно живых денег, чтобы в таких объемах дыры перекрывать недостаток капитала и ликвидности своих банков.

Второе, и это мой жизненный урок, к сожалению: людям, попавшим в трудную ситуацию, верить нельзя. Я не нашел такого человека, который бы в такой ситуации обещал и выполнил, хотя мы пытались.

О достижениях

Писарук: Но все равно, вот прошло уже полтора года и ясно, что в целом за два года мы систему очистим. Если взять масштаб проблемы и примеры других стран, то сильно быстрее ни у кого не было.

Гонтарева: Мы самые быстрые. Параллельно ведь шел стресс-тест 35 банков в прошлом году, а в этом году — 20-ти, их рекапитализация. Так что мы темп держали быстрый.

Писарук: Самое главное — что до нового года все результаты второго стресс-теста, включая крупнейший банк, будут доведены.

Гонтарева: Хочу добавить, что мы первые, кто делали программу рекапитализации (когда еще в феврале писали программу EFF) и вписали такое, чего никогда не было в истории МВФ: до конца 2015 года года банки могут иметь капитал ноль, в течение следующего года — 5% (показатель адекватности капитала при нормативе 10%, — ред.) и только до конца 2018 года — 10%. Это уникально, такого никогда не было. И мы это доказали МВФ, хотя вы себя не представляете, как это было сложно. У них же все построено на практике, а такой практики никогда не было. И теперь это будет во всех книгах написано.

Писарук: По графику, который мы согласовали, мы уверены, что во второй половине 2016 года у банков уже будет возможность кредитовать реально, так как у них будет разумная платежеспособность.

О шоке

Гонтарева: У меня было несколько таких шоков, как у банкира с 23-летним стажем. Например, когда в прошлом году 31 декабря в 15:00 здесь в Нацбанке, прижав акционера к стенке, мы установили, что у него липовый корсчет на $234 млн — просто сфальсифицированы выписки в балансе банка!

Писарук: Банкир сказал, что это был «креатив». Но это не креатив, это fraud, это преступление.

Гонтарева: Или, например, мы поехали проверить кассу, а там ничего нет. Поехали по регионам — и там не было ничего и нигде. А про креативный учет я уже молчу.

Поэтому был написан закон, его, кстати, писал Александр Владимирович, об усилении ответственности банкиров и собственников.

Об изменениях

Гонтарева: Мне иногда кажется, что Нацбанк начинает превращаться в ФБР, чего не надо нам делать.

Писарук: Это очень важно понять, что банковский сектор — это среда в такой стране, какой она есть. Так что тут можно очищать, улучшать...

О будущем

Писарук: Считайте, что я уехал, как же я из другой страны буду работать?

Вот Тимофей Милованов, которого парламентский комитет предлагает по квоте Рады, он тоже в другой стране.

Гонтарева: У Александра Владимировича, скорее всего, будет конфликт интересов. Да мы сейчас его и не можем подать в совет, так как он сотрудник Национального банка.

Писарук: Во-вторых, нельзя, когда вы столько всего сложного сделали в таком концентрированном виде. Вы не можете сразу уехать и сразу попасть в совет. После какого-то времени, какой-то паузы, если пригласят, я, возможно, согласился бы. Сейчас хочу сделать паузу.