Когда бы ни заходила речь о валютных курсах, наружу непременно выходят заблуждения-зомби – идеи, которые все время пытаешься искоренить, но которые никак не хотят умирать.
Сейчас, например, я нередко слышу старую песню о том, что валютные курсы никак не связаны с глобальными дисбалансами: торговый дефицит – это разница между инвестиционными расходами и сбережениями, и все тут. Джон Уильямсон из Института международной экономики называет это заблуждение «доктриной чистого трансфера».
Что ж, позвольте мне в очередной раз попытаться убить зомби.
Для начала представим, на что будет похож наш мир, если (1) мы вернемся к более или менее полной занятости (2) дисбалансы существенно уменьшатся – и в частности, ощутимо сократится торговый дефицит США. Чтобы было выполнено второе условие, США должны начать жить по средствам, а отношение совокупного объема расходов к ВВП должно сократиться. Соответственно, расходы во всем остальном мире должны вырасти.
Но это не все. Предположим, расходы в США сократятся на $500 млрд, а во всем остальном мире вырастут на $500 млрд. При прочих равных, снижение затрат в США произойдет преимущественно за счет американских же товаров и услуг. Не забывайте, что даже когда вы покупаете китайскую продукцию в супермаркете Walmart, немалая часть цены состоит из затрат на ее реализацию в США.
Слабый доллар – спасение для мировой экономики
В то же время на продукцию из США придется куда меньшая часть выросших за рубежом расходов. Поэтому при прочих равных, перераспределение расходов приведет к появлению избыточного предложения американских товаров и услуг и избыточному спросу на товары и услуги других стран. (Экономисты, занимающиеся вопросами торговли, знают, что я говорю о проблеме трансфера).
Поэтому чем-то придется пожертвовать – а именно, относительной стоимостью американской продукции, вместе с которой снизится и такая вещь, как относительный уровень зарплат в США. Это может произойти тремя путями: в результате (1) дефляции в США (2) инфляции во всем остальном мире (3) ослабления доллара по отношению к другим валютам.
Оставим второй вариант в стороне, поскольку центробанки будут бороться с таким развитием событий. Тогда выбор остается между первым и третьим путями.
Но вот в чем дело: дефляция не может возникнуть так просто (спросите у Испании), поскольку в номинальном выражении цены меняются достаточно медленно. Откуда мы это знаем? Есть множество доказательств. Почитайте, к примеру, «Манифест твердых цен», написанный Ларри Боллом и одним парнем по фамилии Мэнкью.
Но самое убедительное доказательство, которое знакомо международным специалистам по макроэкономике, но, как ни странно, не упоминается большинством американских макроэкономистов, связано с валютными курсами.
Впервые на это указал, возможно, не кто иной, как Милтон Фридман, но по-настоящему важное количественное исследование провел Майкл Мусса.
Мусса заметил, что когда страны переходят от фиксированного валютного курса к плавающему, происходит любопытная вещь: номинальный валютный курс, естественно, становится намного более изменчивым, однако то же самое происходит и с реальным курсом – то есть курсом, скорректированным с учетом динамики цен. В то же время, относительная инфляция остается в пределах узкого диапазона. Очевидное объяснение состоит в том, что когда валютный курс отпускают «в свободное плавание», он начинает резко колебаться, тогда как внутренние цены в местной валюте, будучи достаточно устойчивыми, меняются несильно.
Из всего этого можно сделать следующий вывод: чтобы уменьшить глобальные дисбалансы, необходимо снизить относительную стоимость американской продукции. А раз цены меняются медленно, проще всего добиться этого за счет ослабления доллара.
Комментарии