Финансовый кризис всё же перешёл в экономический

Хотя кредитный кризис начался летом 2007 года, даже в начале 2008 года мало кто мог представить, насколько жестоким он окажется, предположить, что он обрушит фондовые, кредитные и сырьевые рынки, столкнет мировую экономику в рецессию.

Первые прогнозы потерь, сделанные в конце 2007 года, — 400 млрд $. Однако, по подсчетам Bloomberg, они уже перевалили за 1 трлн $. МВФ ожидает, что они достигнут 1,4 трлн $, а председатель совета директоров RGE Monitor Нуриэль Рубини — 2 трлн $.

Самоуверенность

В январе 2007 г. Джордж Сорос назвал кризис самым тяжелым со времен Второй мировой войны: он «знаменует собой конец эпохи кредитной экспансии, основанной на долларе как международной резервной валюте».

Сорос не единственный говорил, что кризис будет тяжелее всех предыдущих. Рубини в сентябре 2006 г., выступая в МВФ, дал весьма точный прогноз — от спада на рынке недвижимости до глобального кризиса ликвидности, рецессии в США и краха инвестбанков и других крупных финансовых институтов, как ипотечные агентства Fannie Mae и Freddie Mac.

Но большинство экономистов и политиков все же не ожидали грандиозного краха. То, что прогнозирует Рубини, не может произойти, так как этого не предполагает ни одна математическая модель, заявил выступавший следом за ним эксперт. Практически все модели предполагают, что финансовая система работает, сетует главный экономист HSBC Стивен Кинг.

Мало кто предвидел, что она может сломаться. Ведь совсем недавно поборники идеи свободного рынка, которой последние четверть века руководствовались правительства и экономисты многих стран, утверждали, что рынок сам способен эффективно распределять риски. Бывший председатель Федеральной резервной системы Алан Гринспэн был категорически против регулирования рынка внебиржевых производных инструментов и хедж-фондов, утверждая, что с их помощью риски переносятся из банковской системы на многочисленных участников рынка и это делает ее гораздо более стабильной.

Но взрывной рост рынка деривативов и хедж-фондов совпал с быстрым ростом на рынке недвижимости и кредитным бумом — и не просто совпал: в значительной степени этот рост подпитывался заемными средствами. Кредитный пузырь надулся в результате ультрамягкой денежной политики ведущих центробанков, прежде всего ФРС, которая в 2003—2004 гг. держала базовую ставку на уровне 1% годовых. США стали основным мировым потребителем, а развивающиеся страны вкладывали избытки сбережений в гособлигации тех же США, помогая им финансировать гигантский дефицит счета текущих операций.

Дешевые кредиты стимулировали поглощения на заемные средства фондами прямых инвестиций, рост цен на недвижимость, распространение ипотеки для высокорискованных заемщиков, на которых зарабатывали и упаковывавшие их банки, и инвесторы, в эпоху низких ставок жадные до доходности. «Пока музыка играет, ты встаешь и танцуешь. Мы все еще танцуем», — сказал гендиректор Citigroup Чарльз Принс в июле 2007 г. - за месяц до того, как музыка стихла.

Когда долго не случается большой волатильности и убытков, кажется, что и не произойдет никогда, и все более заманчивой становится перспектива смягчить правила и увеличить кредитное плечо, написал клиентам Говард Маркс, председатель совета директоров компании Oaktree, управляющей активами в 55 млрд $.

Роковая черта пузыря — уверенность, указывает директор аналитической компании Stockcube Research Дэвид Фуллер.

Это уверенность не только в том, что тренд будет продолжаться, но и в том, что он относительно безрисковый. Обычно это следствие веры в какую-то новую парадигму: «дом — самое безопасное вложение денег», «развивающиеся рынки отвяжутся от развитых», «нефть кончается», «риск был секьюритизирован и переложен на тех, кто может его нести», перечисляет Фуллер популярные (и оказавшиеся несостоятельными) идеи последних лет.

Огосударствление экономики

Но одна парадигма в 2008 г. точно изменилась. Последнюю четверть века считалось, что свободные рынки — самый эффективный механизм распределения ресурсов и рисков, а вмешательство государства в экономику должно быть минимальным.

Этот постулат разработали экономисты Чикагского университета, включая нобелевского лауреата Милтона Фридмана. Его воплощали в жизнь Рональд Рейган и Маргарет Тэтчер; в 1970—1980-е гг. США, Великобритания и ряд других стран либерализовали финансовые рынки, что привело к их взрывному росту.

С тех пор популярность политиков даже левого толка, таких как Билл Клинтон и Тони Блэр, зиждилась на их приверженности идее свободного рынка. «Эра «большого правительства» закончилась», — заявил Клинтон в середине 1990-х гг. Николя Саркози выиграл президентские выборы в 2007 г., обещая порвать с исторической приверженностью Франции госрегулированию. Развивающиеся страны либерализовывали рынки, обеспечивая экономический рост и выводя из нищеты миллионы людей.

Рейган называл это магией рынка, пишет Сорос. Сам он называет такой подход рыночным фундаментализмом: «Фундаменталисты считают, что рынок тяготеет к равновесию и что преследование участниками рынка личных интересов в наибольшей степени отвечает интересам общественным. Это неверно, потому что от кризиса финансовые рынки всегда спасало вмешательство властей».

«Идея, что рынки всегда правы, — безумная идея <…> Идея невмешательства государства умерла. Идея всемогущих рынков умерла», - заявил в октябре 2008 г. Саркози, собрав лидеров Евросоюза на экстренный саммит, на котором было объявлено о масштабной господдержке финансового сектора. Даже Джордж Буш признал, что ему пришлось «отказаться от принципов свободного рынка, чтобы спасти рыночную систему».

Чтобы спасти финансовую систему и экономику от краха, власти США пообещали 8,3 трлн $. Это без учета программы по стимулированию экономики на 800 млрд $, которую готовит избранный президент Барак Обама. В результате бюджетный дефицит США может превысить 1 трлн $. Страны ЕС обещали финансовому сектору более 3 трлн $. Китай даст экономике 586 млрд $. Объявленные правительством России меры помощи банкам, компаниям и экономике — 9,85 трлн руб.

Идет огосударствление мировой экономики, признает Кеннет Рогофф, профессор Гарвардского университета и бывший главный экономист МВФ; он считает, что в долгосрочной перспективе это замедлит экономический рост.

Нужно найти баланс между рыночными принципами и госконтролем, считает Рубини: «Даже те, кто верит в рыночную экономику, включая меня, считают, что без регулирования, не чрезмерного, но разумного, финансовые рынки превратятся в джунгли. Хотя это не значит, что рыночная экономика как таковая потерпела неудачу».

Видимо, в ближайшие годы политики и экономисты будут искать этот баланс.

Михаил Оверченко