Мы спасаем не банки, а деньги клиентов

Причина переезда — штат фонда вырос в два раза. Летом прошлого года Петр Порошенко подписал закон, расширивший полномочия фонда. Рук стало не хватать. Оленчик уверен, что сейчас самое время для того, чтобы говорить о «новой эре» в жизни Фонда. Чтобы рассказать о проблемах и ближайших задачах своего ведомства ему понадобилось почти два часа.

76 банков

Банкопад 2014-2015 годов стал серьезным потрясением для Фонда? Насколько вы были готовы к такому развитию событий?

Законодательно мы были готовы к этому задолго до событий 2014 года. С 2012-го Фонд работает по мандату «минимизатора рисков». До этого, с самого начала своего основания в 98 году, он был так называемой «выплатной кассой». То есть, мы аккумулировали сборы от банков и выплачивали гарантированную суму вкладчикам – физическим лицам после того, как Национальный банк принимал решение о ликвидации банка.

Выплатная касса – это самый простой мандат. Но после глобального финансового кризиса общемировые тенденции были направлены на расширения полномочий страховщиков депозитов. Мы следовали именно этой логике дальнейшего реформирования нашей системы гарантирования вкладов.  

Для нас мандат минимизатора рисков поменял все. Фонд гарантирования вкладов стал структурой, которая отвечает за весь процесс вывода неплатежеспособных банков с рынка. Теперь выплаты возмещения вкладчикам — важная, но все же только одна из составляющих общего технологического циклам, за который мы несем ответственность.

Важно отметить, что наш закон при этом опережал даже общую практику Евросоюза. Подобные нормы были введены в евродирективах только в 2014 году и то, для некоторых стран они предусматривали длительные переходные периоды. Мы же с подачи Мирового банка в этом плане, по сути, опередили многие развитые страны мира.

Но раз закон такой хороший и прогрессивный, что пошло не так?

Жизнь показала, что идеологически, с самой сутью реформы, мы не ошиблись. Модель действительно рабочая и, как минимум, не отстает от мировых трендов. Кроме того, она однозначно прозрачнее и эффективней той, которая работала до 2012 года. Но на этапе подготовки нового закона и когда в сентябре 2012 годе мы его принимали, никто не мог даже представить, что нам придется иметь дело с таким количеством неплатежеспособных банков одновременно.

В статусе выплатной кассы, то есть с 1998 по 2012-й нам пришлось соприкасаться с вкладчиками 32 банков. Первые наши испытания – небольшой банк «Славянский» (это был 2001 год), ну и потом куда более серьезный банк «Украина». Общая сумма выплат по всем ликвидируемым до сентября 2012 года банкам составляла 4,4 млрд гривен, а количество вкладчиков – 358 000.

В 2012 году по новому мандату мы приняли всего два банка – Эрде и Таврику. В 2013-м – ни одного. Зато в 2014 мы получили 33 банка. Столько же — в 2015-м. В 2016-м уже восемь. То есть, в конечном итоге, начиная с сентября 2012, года мы получили в управление 76 банков. Цифра чрезвычайно серьезная, поскольку – это треть банковской системы. Это то, к чему мы готовыми никак не были. К этому собственно не был готов никто – ни государство, ни рынок, ни общественность.

72,8 млрд гривен

И вы довольны тем, как Фонд справился?

Я считаю, что в целом мы хорошо справились с задачей, учитывая масштабы чистки банковской системы. По состоянию на начало апреля этого года общая сумма балансовой стоимости активов банков в нашем управлении составляла больше 440 млрд гривен. Понятно, что их оценочная стоимость гораздо ниже. Примерно четверть от этой суммы. И еще в 2014 году, когда банков было в два раза меньше, мы уже поняли, что наша операционная способность управлять и распоряжаться такими объемами информации и имущества на таком количестве площадок крайне ограничена. Нам просто не хватало ресурсов, чтобы держать все это в одной системе, отслеживать все ключевые факторы и параметры, работать с каждым банком в рамках одной политики. Мы понимали, что нужны законодательные изменения, и начали их разрабатывать.

Уже в июле 2015 года мы при помощи наших партнеров провели эти изменения через парламент, после чего незамедлительно запустили процесс поэтапной организационной реструктуризации и функциональной перезагрузки Фонда. И пока, как говорится, полет нормальный.

Кроме реформирования Фонда под работу с огромным количеством банков еще одним вызовом был колоссальный объем выплат, которые нужно было сделать в сравнительно короткий период времени. С начала 2014 года  мы выплатили вкладчикам неплатежеспособных банков 72,8 млрд гривен возмещений. В 14-м году было 14,6 млрд, в 2015 – 50,3 млрд гривен. В этом году уже 7,9 млрд гривен. Обслужили около 1,3 миллиона человек – огромнейшая масса народу. Считаю, что здесь мы можем самим себе и нашим банкам-агентам твердо поставить за проведенную работу «4 с плюсом» – для нас это серьезная история успеха. В свою очередь, это дало возможность избежать социальных потрясений, тем более,  что, сбережения 99% вкладчиков не превышают сумму в 200 000 гривен, а значит гарантированы в полном объеме.

Многие банки пытались злоупотреблять привилегированным положением агента. Как Фонд реагировал на это? 

Да, некоторые банки действительно пытались это использовать в своих интересах – навязывали людям сопутствующие услуги, чуть ли не насильно заставляли оставаться клиентом банка, затягивать выплаты и так далее. Это не только незаконно, но и неправильно с моральной точки зрения. И нам приходилось с некоторыми банками вести серьезную разъяснительную работу. Ясно, что статус банка-агента терять никто не хотел… Да и нам было не очень выгодно отказываться от их больших филиальных сетей, потому что в ином случае невозможно было бы осуществить выплаты в таком объеме и в такие сроки. Просто нужно было оперативно и последовательно реагировать на любые проявления дискриминации или прямого нарушения прав вкладчиков. Преимущественно банки вели себя в процессе такого диалога более или менее адекватно и цивилизованно. В конечном итого с задачей, в целом, справились хорошо.

С начала 2014 года  мы выплатили вкладчикам неплатежеспособных банков 72,8 млрд гривен возмещений.

Убрать проблему

Вы сейчас делаете то, что раньше делал НБУ. Почему так мало банков, которые выжили после введения временной администрации? 

Говорить, что НБУ передал нам полномочия некорректно. Во-первых, мы сейчас делаем то, чего Нацбанк никогда не делал. Прежде всего я имею в виду максимально приближенный к мировой практике инструментарий, например, применение разных способов выведения банка с рынка, а не только линейная ликвидация. Во-вторых, главной целью временной администрации НБУ было действительно спасение банка. Наша же главная цель на этой стадии – подготовка к выведению банка с рынка наименее затратным путем. Реанимация проблемного финучреждения – это по-прежнему прерогатива НБУ.

Процесс вывода банка с рынка начинается ровно в момент признания его неплатежеспособным и введения Фондом временной администрации. То есть когда Нацбанк исчерпал все возможные методы влияния и оздоровления банка. Борьба за жизнь банка идет на предыдущей стадии – когда НБУ относит его к категории проблемных. То есть как раз в эти 180 дней, которые предусмотрены законом на проблемный статус финучреждения.

Так вот раньше все было иначе. Когда в банк заходила временная администрация НБУ, это могло длиться едва ли не несколько лет. Мораторий на выплаты, переговоры с акционерами, попытки реализации программ оздоровления… Все помнят банк «Надра», который находился под временной администрацией полтора года. Но еще раз повторюсь, что функционально это была другая временная администрация – идеологический аналог нынешнего периода «проблемности». А мы, как Фонд гарантирования вкладов, банки не спасаем. И не должны этого делать.

Наши основные задачи на этапе временной администрации – сделать все возможное, чтобы найти потенциального инвестора для наименее затратного способа выведения банка  с рынка, обеспечить людям оперативный доступ к вкладам, запустив процесс выплат, взять под контроль и провести инвентаризацию активов, выявить сомнительные операции  по выведению имущества банка и начать процесс его возвращения на баланс.

И много вариантов выведения банков с рынка?

Вообще закон предусматривает четыре основных способа. Разумеется, мы предпочитаем избегать непосредственной ликвидации с прямыми выплатами всем вкладчикам. Потому что это наиболее затратный способ. И очень продолжительный. Все активы банка идут в ликвидационную массу, все обязательства включаются в кредиторские требования. Необходимо оценить активы, обеспечить их сохранность, подготовить и продать. А это время и ресурсы.

Кроме этого, мы можем продать банк. Это — единственный вариант, когда банк остается на рынке. Для нас он самый дешевый и выгодный.

От прямой продажи нужно отличать создание переходного банка – в таком случае на баланс новой структуры зачисляется только часть активов и обязательств. Также возможна передача части активов и пассивов принимающему банку. Еще может быть передача обязательств, гарантируемых Фондом, с выплатой премии принимающим банком. Но все эти методы предусматривают в конечном результате ликвидацию самого банка-банкрота. Вопрос только в том, что мы по сути спасаем от ликвидационной процедуры хотя бы часть активов и обязательств, оставляя их в живой банковской системе.

Фонд по-новому

Что изменилось с принятием нового закона о фонде?

В сентябре 2015 года мы и физически и де-юре начали процесс реструктуризации Фонда. Относительно полное понимание того, где система дает сбой, где ее самые  узкие места, у нас сформировалось только спустя год после начала банковского кризиса. 

Основная сфера этих изменений – работа с активами неплатежеспособных банков. Модель работы Фонда по закону 2012 года не была рассчитана на сопровождение и администрирование такого количества площадок. Основная нагрузка по активам тогда ложилась на плечи уполномоченных лиц Фонда. Все они являются штатными сотрудниками Фонда и имеют двойной функционал: с одной стороны действуют от имени Фонда как временного администратора или ликвидатора, а с другой – заменяют собой все органы управления финучреждения. 

Инициатива принятия решений в сфере работы с активами всегда на 90% была на их стороне. Большинство их решений по распоряжению активами на конечной стадии утверждались исполнительной дирекцией Фонда. Но по существу основные решения – по формированию лотов, привлечению оценщиков, работе с коллекторами и так далее – реально принимали именно уполномоченные.

Так не должно быть в наших условиях? 

В 2012 году считалось, что это правильная и логичная модель, исходя из практики предыдущих лет. До 2012 года все управление активами в ликвидируемых банках абсолютно автономно осуществляли назначенные НБУ ликвидаторы – специалисты, получившие соответствующий сертификат. И когда принимался новый закон, то многое в этом подходе было изменено. Теперь ликвидатором банка становится сам Фонд как юридическое лицо. Уполномоченные — его штатные сотрудники, они находятся в непосредственной управленческой вертикали  Фонда. Но это был лишь полушаг к реальному решению проблемы. Ведь в законе 2012 года исключительные полномочия по управлению активами были напрямую закреплены за уполномоченными лицами, а не за Фондом.

Практика показала, что этот подход содержит множество дисбалансов. Это опять же связано с количеством банков в нашем управлении. Мы просто не можем эффективно управлять и даже просто централизованно следить за работой каждого из уполномоченных, отслеживать и качественно рассматривать их решения. Их слишком много. Это открывает пространство для злоупотреблений и профессиональных ошибок – у нас нет ресурса для того, чтобы вовремя их находить и пресекать или исправлять.

Серьезные трудности в этом плане мы начали ощущать еще когда в нашем портфеле было только 30 банков. Система уже тогда не могла нормально работать. Именно в этот момент мы инициировали структурную реформу, что нашло отображение в законе (поправки приняты летом 2015-го). Основная перемена – мы забрали ключевые полномочия по работе уполномоченных лиц с активами и передали их отдельному департаменту Фонда. Модель построения департамента в основном была заимствована у так называемого консолидированного офиса по продаже активов Федеральной корпорации страхования депозитов США. В этом, как и в других ключевых сферах трансформации Фонда,  серьезную поддержку нам оказывает команда экспертов Минфина США, которая уже второй год работает внутри Фонда.

Теперь уполномоченные лица действуют в рамках предоставленных Фондом, а не предварительно определенных законом полномочий. Они заменяют собой органы управления банка, все остальное — прерогатива Фонда как ликвидатора. И теоретически, мы можем не делегировать уполномоченному лицу  вообще никаких полномочий, кроме формально-юридических и организационных. Теперь Фонд сам решает, каким функционалом будут обладать его уполномоченные лица. Но в части работы с активами мы пошли еще дальше. В новой редакции закона прописана серьезная оговорка – полномочия по организации продаж активов  уполномоченным лицам не могут быть делегированы в принципе. Решений принимать они не будут. Этим будет заниматься исключительно консолидированный офис, пропуская их через специальный коллегиальный орган – комитет по продажам активов, а в случае превышения лимитов – также и через исполнительную дирекцию. 

Чем конкретно будет заниматься новый департамент по активам?

Во-первых, речь идет о создании единой базы активов всех неплатежеспособных банков – так называемого глобального хранилища данных. Это позволит нам более эффективно их продавать. Мы сможем формировать пулы активов и продавать их без привязки к конкретному банку. К тому же создаются предпосылки для централизованного раскрытия информации об активах для всех потенциальных покупателей. Во-вторых, это единая маркетинговая политика: что, как, когда и где продавать. Централизованно, по одной логике, в рамках единого подхода. В третьих – это внедрение логики, так сказать, единого центра управления полетами по работе с торговыми площадками, что даст возможность значительно повысить уровень эффективности и прозрачности процессов.

Это очень серьезные изменения, поэтому внедрять мы их начали не сразу. Действие закона в этой части началось 1 января, после чего был предусмотрен трехмесячный переходный период. Новая система начала входить в нужное русло с 11 апреля. С этого момента, все озвученные процессы замыкаются на консолидированном офисе. Его возглавила Юлия Берещенко.

Более того, кроме консолидации по принятию решений касательно активов через создание специализированного департамента, в Фонде предусмотрено создание консолидированного операционного блока неплатежеспособных банков, где будут в значительной степени сконцентрированы IT-системы, бухгалтерия и финансовое управление. Уже централизованы функции по тендерам, а также отбору третьих лиц – оценщиков, аудиторов, юридических фирм и т.д.

Как структурно будет реализован этот консолидированный оперблок?

Это серьезнейшая многоходовая работа. Специально для этого мы создали полноценные IT- департамент и финансовый департамент. Эти департаменты включают в себя подразделения, которые отвечают за консолидированное сопровождение соответствующих процессов в неплатежеспособных банках. Также создан специальный отдел бухгалтерского учета неплатежеспособных банков, который призван на первом этапе обеспечить единую методологию учета и отчетности в подконтрольных нам банках, а в дальнейшем — провести централизацию их бухгалтерий. Эти подразделения сейчас как раз формируются. Понятно, что за один день такие изменения провести невозможно. Но по мере их осуществления все больше полномочий будет отзываться у уполномоченных лиц с их постепенной концентрацией на уровне центрального аппарата Фонда.

Дорогие деньги

Причина двукратного невыполнения плана по продаже активов в прошлом году (1,2 млрд гривен из запланированных 2,4) — только в самостоятельности ликвидаторов? Каковы планы Фонда по поступлениям от банков на 2016-й?

С одной стороны мы были не готовы институционально, с другой – нам нужно было расчистить законодательство. Но проблема была не только в Фонде. Не был готов сам рынок. Его, по большому счету, не было вообще. Не было инфраструктуры, способной принять такое количество активов. Ей не хватало, и до сих пор не хватает, прозрачности и функциональности.

От этого и критика, которой сопровождалась чуть ли не каждая наша продажа. И мы принимаем эту критику. Но теперь мы ожидаем, что ситуация изменится в первую очередь качественно. Мы разрабатываем необходимый софт, меняем подход к организации торгов, усовершенствуем подход к раскрытию информации об активах, в том числе и через внедрение механизмов виртуальных информационных комнат. В частности, мы настояли на том, что все организаторы продаж активов, которые хотят с нами работать, должны проводить торги исключительно через электронные площадки. Поэтому 2016 год – это только начало эры массовых продаж, все это время мы только подбирались к ней.

Проведение торгов по конкретному объекту – это завершение целого технологического цикла. В его рамках формируется ликвидационная масса, проводится оценка, формируется стратегия продажи и проводятся маркетинговые мероприятия. Продажа активов — длительный процесс. Поэтому очевидно, что, например по банкам, которые нам были переданы в 2015 году, мы технологически только подходим к реальному  выведению значительной части активов на рынок. 

Кстати, 1,2 миллиарда – это поступления только от продажи активов. Кроме этого в 2015 году мы получили от банков 3,3 млрд гривен, которые они выплачивали нам, как кредитору третьей очереди. В первую очередь эти деньги были получены от заемщиков неплатежеспособных банков. Дело в том, что продажа активов – это только часть наших задач. Мы должны эффективно управлять активами, получая от них максимальные финансовые поступления.  А это, учитывая ситуацию на рынке, не всегда означает немедленную продажу. Поступления в текущем году ожидаются на уровне 7,6 млрд. Хотя и надеемся, что сумма будет гораздо большей. Но это уже будет зависеть не только от нас. Например, также от общей ситуации на рынке и от политики Нацбанка по своим залогам. 

Структурные изменения отобразятся на затратах Фонда на содержание? Как сильно?

Операционные затраты вырастут более чем в два раза. Сейчас на содержание Фонда у нас предусмотрено 299,5 млн гривен. Это зарплаты, помещения, IT, текущие расходы. В 2015 году было 123,1 млн, в 2014-м – 69,4 млн гривен. 

Альтернативы увеличению штата Фонда и, как следствие, увеличению операционных расходов нет. Мы просто не справимся с таким количеством банков и управлением их активами, финансами и софтом. Но эти затраты мы с лихвой компенсируем за счет централизации функционала и снижения расходов на содержание персонала в неплатежеспособных банках. В конечном итоге экономия затрат в банках многократно превысит увеличение сметной суммы прямых операционных затрат Фонда. Это очень много людей. Например, в Дельта Банке работает 3 человека из штата Фонда, а всего уже после всех  сокращений их 1,5 тысячи. Им тоже нужно платить зарплату, а это все деньги банка, которые могли бы пойти на расчеты с кредиторами. Теперь некоторые функции этих людей во всех неплатежеспособных банках будут выполнять сотрудники внутренних подразделений Фонда.

Например, заниматься продажей активов в консолидированном офисе будут 40-50 человек, а не 5 как раньше. Мы сможем быстрее и дороже продавать активы. От этого зависит, как быстро мы сможем добраться до четвертой очереди и дальше. Но главное, что деньги на местах просто так проедаться уже не будут.

Если говорить о конкретных цифрах, насколько увеличится штат Фонда?

Мы планируем выйти на 399 штатных сотрудников. Не больше. Сейчас мы как раз занимаемся подбором персонала, пока в Фонде работает около 300 человек. До планов по реформированию было всего 200. И другого выхода у нас нет – мы просто вынуждены увеличивать масштабы своей деятельности под грядущую работу с активами и консолидацию функционала, осуществляемого сегодня непосредственно персоналом неплатежеспособных банков.

Кстати, я не понимаю жонглирования с цифрами когда кто-то заявляет, что Фонд тратит на свое содержание миллиарды. Это неправда. Дело в том, что технически в смету включаются также и проценты, которые мы вынуждены платить по нашим внешним заимствованиям. А это астрономические суммы, превышающие 90% от общей сметной суммы.

Сколько это в абсолютных суммах? Насколько Фонд зависим от этих заимствований? 

Это очень большие деньги – в 14 году мы выплатили 460 миллионов, в 2015 году – 3,6 млрд гривен. И это только проценты.

Вообще же Министерство финансов за 2014-2015 год выдало нам займов на 51,6 млрд гривен, из них 10,1 млрд – в 2014-м, остальное – в 2015. 

Возможность брать деньги у Нацбанка изначально ограничена, как минимум, тем, что максимальный срок таких займов – три года. Плюс там есть ограничение по возможному графику платежей. В конечном итоге мы могли максимум одолжить у НБУ 20 миллиардов, этот лимит мы полностью исчерпали. В 2014 году это было 10,2 млрд гривен, еще 9,95 млрд – в 2015. Но сумму за 2015-й год мы уже погасили. То есть, в случае Нацбанка речь идет больше о закрытии краткосрочных разрывов ликвидности. Именно так это работает во все мире.

А когда, как  в нашем случае, приходится говорить о системном долгосрочном разрыве, то здесь в игру уже включается госбюджет. Поэтому преимущественно мы берем деньги у Минфина. Теоретически они нам могут дать столько денег, сколько будет нужно. Ведь все привлеченные средства используются исключительно для осуществления выплат вкладчикам в пределах гарантированной государством суммы. Гарантированной законом.

И откровенно говоря, дело в том, что при сложившихся критических обстоятельствах, Фонд должен получать финансовую поддержку в виде безвозвратного взноса государства. Но мы одалживаем эти средства под довольно солидные проценты. Когда наши зарубежные коллеги узнают об этом, то, мягко выражаясь, их удивлению нет предела.

Согласно мировой практике остатки на счетах страховщика депозитов не могут быть ниже 1-1,5% от общей суммы возможных возмещений в общем по системе. У нас по закону это и так намного больше – 2,5%. Поэтому везде в мире при наступлении повышенной турбулентности в финансовой системе страны, является нормальным и даже обязательным привлечение внешних вливаний со стороны других игроков национальной сети финансовой безопасности – центробанка и минфина. Это стандарт, который автоматически срабатывает в условиях системного финансового кризиса, который неминуемо и существенно увеличивает затраты страховщика депозитов на выплаты вкладчикам и выведение банков с рынка. Вот то, что в нашем случае не вписывается в этот общепринятый стандарт, так это цена вопроса. Это наше отечественное ноу-хау, которым не стоит гордиться. Факт остается фактом: по результатам погашения все заимствований, которые государство в лице Фонда, привлекло у государства в лице Нацбанка и Минфина в связи с обвалом значительной части банковской системы, проценты, которые нам предстоит погасить, превысят сумму тела этих самих заимствований. Это много десятков миллиардов.

У Фонда гарантирования есть претензии к топам и собственникам банков на 164,2 млрд гривен

Как вообще работает механизм этих заимствований? Под какой процент НБУ и Минфин кредитуют Фонд?

Как я уже говорил, эти деньги для нас небесплатны. Если говорить о Минфине, то они не дают нам деньги напрямую, но дают государственные ценные бумаги – ОВГЗ. Взамен мы выпускаем для них свои векселя в качестве обеспечения – на те же суммы, сроки и процентные ставки. Эти ОВГЗ монетизируются через Нацбанк. Стоимость этих заимствований для нас колеблется от 10,86% до 12,5% годовых. Откровенно говоря, это очень дорого. Особенно, если учесть, что мы не проводим никакой рыночной деятельности, а являемся продолжением государственной машины и собственно делаем только то, что определено законом. То есть, чистим Авгиевы конюшни граблями, дорого одолженными у хозяев этих самих конюшен.

Безответственные банкиры

Вы говорите, что на сотрудников банков приходится тратить много денег, но не они же виноваты в банкротствах и основных убытках Фонда. Что вы делаете для привлечения к ответственности топ-менеджеров и собственников разорившихся банков? 

Это второе после консолидации по работе с активами фундаментальное направление нашей работы. Очень сложное направление. Мы подали 2754 заявления в правоохранительные органы – что называется на все случаи жизни. Общая сумма убытков по ним – 249 млрд гривен. Отдельно, к топам и собственникам банков у нас накопилось претензий на 164,2 млрд гривен и подано 335 заявлений по 53 банкам. Из них 45 заявлений на сумму 58 млрд гривен – по факту доведения банка до неплатежеспособности. Это только случаи, где мы видим откровенный криминал и прямой материальный ущерб. И эта сумма постоянно увеличивается.

Трудность в том, что далеко не все зависит от нас. Мы только подаем заявление, а дальше – это работа правоохранительных органов. И пока что похвастаться нам действительно нечем. Но нужно понимать, что здесь тоже есть свой технологический цикл. Заявления очень сложные. Органам тоже нужно к этому адаптироваться, опыта такого рода расследованиях у них практически не было. Сколько дел дойдет до судов, прогнозировать не берусь. Но я надеюсь, что где-то осенью этого года мы сможем увидеть, дает ли это какой-то реальный эффект.

Другими методами Фонд добиться результата не может?

Может. Во всем цивилизованном мире подобные дела проходят не столько по пути привлечения к уголовной ответственности, сколько через предъявления прямых гражданских исков. Потому что топ-менеджер или собственник не обязательно должен что-то украсть или совершить нечто другое, что могло быть преследоваться по уголовным статьям. Достаточно самого факта его действий или бездеятельности, из-за которых банк обанкротился. Например, недостаточной капитализации банка или значительного удельного веса инсайдерского кредитного портфеля. А это уже гражданская ответственность, при которой человек отвечает своим имуществом.

Для того чтобы наработать алгоритм действий в таких случаях мы в рамках реформирования Фонда создали департамент расследований. Его задача – не в том, чтобы пересажать всех собственников банков, это прерогатива правоохранителей. Нам главное –  вернуть хотя бы часть средств в ликвидационную массу банка. Это второй основной канал поступлений после непосредственной продажи активов. Раньше такими проблемами занимались несколько человек из отдела безопасности и контроля. Опять же, охватить объем работы, который у нас сейчас есть они не могли просто физически.

Такие дела – это тоже определенно новая вещь для страны. Были существенные проблемы и преграды в специальном законодательстве, но их состоянием на июль 2015 года удалось в целом устранить. Остается огромная проблема с судебным сбором – учитывая потенциальные суммы исков к собственникам и непредсказуемость нашей судебной системы, судебный сбор в размере 1,5% от суммы иска является непростым испытанием для сметы Фонда и уж тем более преимущественно пустых неплатежеспособных банков. Но есть еще и фактическое отсутствие методологической базы в этой сфере и колоссальные трудности с аккумулированием  необходимой доказательной базы. Поэтому, при разработке указанных вопросов мы должны руководствоваться мировым опытом.

8 млн гривен за банк

Имеется в виду международный аудит банков-банкротов?  

Да. Это была часть договоренностей с МВФ и Мировым Банком. Два первых пилотных проекта уже начаты, мы долго согласовывали, какие банки выбрать (в итоге выбрали «Дельта» и «Надра»). Тендерный отбор тоже занял довольно много времени – мы  дискутировали и решили, что в конкурсе не должны участвовать украинские компании. Это могли быть только представители «большой четверки» аудита (PwC, Deloitte, E&Y,KPMG – «Минфин») или иностранные специализированные компании, которые имеют опыт подобных проверок за рубежом. В результате для банка «Надра» мы выбрали KPMG, а для «Дельты» – Ernst&Young.

Во сколько все это обойдется Фонду? Из каких источников проекты финансируются? Когда будут первые результаты?

Оба проекта уже начались – их финансирует сам Фонд в рамках годовой сметы. Средства доноров привлечь нам, к сожалению, не удалось. Сумма одного контракта составляет порядка 8 миллионов гривен. И по международным меркам это довольно дешево, учитывая величину банков и сложность нашего техзадания. Это как раз одна из причин, почему мы выбрали именно эти компании – ценовые предложения аудиторов, которые не представлены в Украине были на порядок выше.

Результаты проверок мы ожидаем в июне. Исходя из них, мы надеемся получить дополнительную доказательную базу, что даст нам возможность выхода на гражданские иски, в первую очередь, против собственников банков.

На мониторе

В судебных процессах против банков-банкротов сейчас активно участвуют их вкладчики. Как Фонд с ними взаимодействует? Недавно был создан Совет общественного мониторинга – что это за орган и чем он будет заниматься?

У нас есть три ключевых формы взаимодействия с вкладчиками. Во-первых, это двусторонние договоры с сообществом вкладчиков конкретных банков. Пока — только «Дельта» и «Финансы и кредит». Вторая форма – это так называемые независимые платформы, которые объединяют вкладчиков нескольких банков, они решают более интегральные задачи, например, создание широкой сети общественных приемных в регионах, где люди могли бы получить нужную информацию. В Киеве с этим проще – у нас есть стационарный информационно-консультационный центр, но в регионах с обратной связью пока трудно. Третье – Совет общественного мониторинга. Пока туда входят представители четырех банков («Дельта», «Форум», VAB и «Финансовая инициатива») – всего по три делегата от каждого из них. Вкладчики других банков тоже могут присоединиться к Совету, если посчитают нужным.

Это такой себе совещательный орган при Фонде, его главная функция — отработать и наладить универсальные механизмы общественного контроля за выведением банков с рынка. Да, есть определенные моменты, которые предусмотрены двусторонними договорами. Но нам также нужны более широкий охват проблематики и выработка системных решений, которые работали бы для всех без исключения банков. Здесь нас интересуют три основных направления: сохранение, оценка и реализация активов; работа со «связанным лицам» и соблюдение прав вкладчиков при осуществлении выплат гарантированной суммы.

Валерия Гонтарева сказала, что очистка банковской системы закончилась. Согласны?

В целом с главой НБУ я согласен. Мы хоть и не в таком объеме, как регулятор, но все же достаточно глубоко отслеживаем тенденции в деятельности отдельных банков и системы в целом с целью анализа возможных рисков. На основании этого Фонд планирует свои финансовые потоки вплоть до среднесрочной перспективы. С осторожным оптимизмом можно утверждать, что все крупные и средние банки, которые несли основные риски, уже либо стали неплатежеспособными, либо более-менее улучшили свое состояние. Но на всякий случай мы готовимся к любым сценариям развития событий вокруг таких финучрежедний.

В остальном, если и будет еще одна волна отнесения банков к неплатежеспособным, то затронет она преимущественно небольшие банки. Это необязательно может быть связано с неплатежеспособностью. НБУ может закрыть банк и в связи с претензиями по финмониторингу или к прозрачности структуры собственности. Но эти банки существенной финансовой погоды для Фонда делать не будут. Особенно на фоне тех сумм, которые нам уже пришлось выплатить. И я надеюсь, что в этом году Фонд сможет полностью обойтись без внешних заимствований.