Praktik

15 марта 2014, 17:57

IN RE Сергей Рахманин 14 марта, 21:00 Заглянул на работу к своему коллеге. На рабочем столе, поверх распечаток, фотографий, визиток, флешек, сломанных ручек и смятых сигаретных пачек валялась потрепанная книжица. «Руководство по 7,62-мм пулеметам Калашникова ПК, ПКМ, ПКС, ПКМС, ПКБ, ПКМБ и ПКТ». Торчавшая из засаленного букинистического издания закладка (глянцевый календарик с улыбчивой девушкой в пестром веночке) резко диссонировала с мрачным названием чтива. Полюбопытствовал, раскрыл — «Часть вторая. Приемы и правила стрельбы из пулемета». «Освежаю память, — флегматично пояснил приятель, — я, как-никак, бывший пулеметчик…» Он произнес это без смущения, пафоса или вызова. Спокойно и буднично. Как человек, который просто решил восстановить знания, могущие оказаться полезными в самое ближайшее время. Кожа, в которой мы учимся жить Днем раньше, заскочив к знакомым попить кофе, увидел на диване характерный набор предметов. Ксерокопии документов, аккуратно упакованные в водонепроницаемую пленку, консервы, свечи, два фонарика, горки зажигалок и пальчиковых батареек, зарядные устройства для мобильных, металлическая кружка, аптечка… Я невольно поймал себя на мысли, что подобное специфическое ассорти не вызвало у меня никаких эмоций. Как если бы смотрел на плед или плюшевого мишку. «Тре­вожный» рюкзак?" — риторически спросил я. «Ну…», — кивнул с улыбкой хозяин, потирая выколотую на запястье татуировку «In Re». «Новости есть?» — поинтересовалась хозяйка. Она не уточнила какие, не было нужды. В ее голосе не угадывалось робкой надежды, отчаянного страха, истеричной паники. Слушая меня, она молча укладывала в аптечку викасол, пантенол, кетанов, бинты. Спокойно и буднично. Так же спокойно и буднично ее супруг после работы, как на работу, ходил на баррикады. Без балаклавы и биты, но в купленном втридорога бронике и мотоциклетном шлеме. «Ты веришь, что это происходит с нами и сейчас? Ты веришь в то, что завтра…» Эти проклятые вопросы слышал десятки раз. Каждый день, от одних и тех же людей. Но с недавних пор мне перестали их задавать. Осознание происходящего остудило кипевшие от переизбытка информации и передозировки эмоций мозги. Пришло холодное понимание. В стране с каждым днем растет количество людей, готовящихся к войне. Спо­койно и буднично. Без кликушеских завываний и шароварного патриотизма. Их много. Насколько много? Ду­маю, уже достаточно, чтобы заразить уверенностью неуверенных в себе. Одного истерика часто оказывается достаточно, чтобы посеять панику у десятков. Тысячи обретших хладнокровие служат прочной скрепой для миллионов ищущих точку опоры. Революционной зимой убежденных и отважных оказалось достаточно, чтобы сломать хребет власти, прикрывавшей свой страх неуверенными в своей правоте автоматчиками. Свою первую войну страна выиграла у государства, когда осознала, что сила оправдана в борьбе с кровожадным всесилием. Первая кровь на Гру­шевс­кого укрепила эту уверенность. Кровь вымыла из тысяч сердец мещанский ужас, возникавший при виде бутылок с «коктейлем Молотова». Кровь очистила в глазах тысяч «схидняков» лозунг «Слава Украине! Героям слава!», наполнив его новым смыслом. Сделав его своеобразным древком для сине-желтого стяга, который из ритуального государственного флага превратился в настоящее национальное знамя для многих жителей Донецка, Харь­кова и Одессы. Преврати­лось в единственно доступное оружие для блокадников-военных в Бельбеке. Кровь превратила в граждан тихих обывателей, не знакомых с цитатником Мао (давно подметившим что революция — не завтрак на траве, не живопись и не работа белошвеек). Кровь вынудила променять диваны на баррикады, а пульты от телевизоров на булыжники тех, кто не читал Декларацию прав человека, где говорится о восстании, как о последнем средстве борьбы против тирании и угнетения. Кровь жертв борьбы с произволом, оказалась, как ни странно, эффективным кровоостанавливающим. Лучшим средством борьбы с кровожадностью влас­тей, готовых утопить протест в крови. Режим Януковича был обречен после первых смертей. Смерти не испугали, как ожидалось, а мобилизовали. Эска­лация насилия лишь увеличивала силу сопротивления. В учебниках пишут, что силовое давление власти — прямое следствие снижения уровня леги­тим­ности. Свою легитимность будущий беглец утратил тогда, когда погибли Жизневский и Нигоян. А не когда подмахнул подметное письмо (а, по сути, приговор себе не только как политику, но и как человеку, заслуживающему хотя бы снисхождения) то ли на борту десантного корабля, то ли в Барвихе, то ли в Ростове… В ночь с 18-го на 19-е февраля, когда силовики подпирали последние баррикады, видел, как вверх по Михайловской убегали десятки ряженных в разномастный камуфляж «героев». А навстречу им шли сотни безоружных разного возраста. Шли, чтобы неприкрытой грудью, деревянными щитами и горящими покрышками остановить рвущихся к пылающему Дому Профсоюзов бойцов ВВ и «Беркута». Шли спокойно и буднично. На возможную смерть. Как на работу. Мой приятель был одним из них. «In Re» — выколото у него на руке. «Латынь, — пояснил он. Переводится либо как „по делу“, либо как „в реальности“. В книжке высмотрел. Девиз како­го-то рыцаря. Не знаю, какой смысл он в него вкладывал. А мне эта татуировка постоянно напоминает о необходимости трезво смотреть на вещи. Когда смерти стали реальностью, я убедился, что коктейль Моло­това применяется по делу». Февральская победа подтвердила подобную правоту. Укрепила привычку полагаться на себя, умножила уверенность в собственных силах. Шагре­невая кожа надежды у многих за эти месяцы обросла броней уверенности в собственной правоте. Бронежилет потихоньку становится кожей, в которой мы учимся жить. Страна живет ожиданием войны. Ее приход становится реальностью. Ее не хотят, и к ней готовятся. Тысячи. Спокой­но и буднично. Игнорируя беспомощных правителей. «Наши долго запрягают, но метко стреляют», — шутил о земляках один из моих бывших отцов-командиров, уроженец Днепропетровщины. Слышал, он потом погиб в Чечне. За Родину? Снайперы, стрелки и стрелочники Чем больше узнаю политиков, тем большим уважением проникаюсь к избирателям. Не то чтобы Евромайдан сильно изменил людей. У них просто появилась возможность вспомнить, что они — люди. Напом­нить другим, что они — люди. Мы научились замечать людей. Видеть в них людей. Многие открылись с неожиданной стороны. Нашли себя. В борьбе, в спасении, в сострадании. Изо­би­лие конспирологических версий не отменяет главного: люди ломали искусные планы изощ­ренных технологов. Гипотети­ческие герои оказывались предателями, потенциальные жертвы превращались в мстителей, кажущиеся овцами обнажали клыки. Многие из нас уже убили в себе рабов. Навсегда. Сейчас у многих происходит мучительный процесс отмирания комп­лекса младшего брата. Подписи сотен известных российских деятелей культуры в поддержку агрессии сделали для этого больше, чем следы колес БТРов, на которых в Крым въехали тысячи «неизвестных» вояк. Яну­кович пробудил в нас достоинство. Путин пробуждает патриотизм. Вопреки их первоначальным планам. Реали­зация которых упростила понимание вещей. Оголтелые «анти­фашис­ты» показали всем лицо истинного фашизма. Насельник Крем­ля, пытавшийся со своими «зелеными человечками» выставить весь мир идиотами, выглядит идиотом в глаза всего мира. Потакая сепаратизму, он рискует выпустить джина из бутылки с зажигательной смесью. Но это его проблемы. У нас — свои. Решать их нам. И решим. Вопрос во времени и в цене. Потому что ответственные за принятие решения время не ценят и цены себе не сложат. Когда Майдан из Сечи прев­ратился в музей, из кухонных щелей вылезли пересидевшие стрельбу мародеры. Банальные гопники выдают себя за «робин гудов». Тыловые крысы — за героев. А настоящие герои продолжают войну. За раненых, за плененных бандитами. За страну. Майдан обеспечил санацию, но стал лишь прологом к катарсису. Вместо очищения мы получили пока косметическую зачистку, вместо обещанной люст­рации — отлов «стрелочников». Поджигатели в безопасности. Вы считаете, что компетентные органы не знают, где находится Андрей Клюев? Вы не знаете, почему Сергей Клюев — собст­венник Межигорья — ходит по залу Рады и сколачивает себе депутатскую группу? Вы верите, что клоун Клинчаев — истинный организатор погромов в Луганске? Вы уверены, что настоящих вдохновителей ищут? Кто опаснее — перепуганный Добкин или неприкасаемый Медведчук? Который никуда не сбежал, и, по утверждениям одних источников, встречается с и.о. президента, по утверждениям других, фактически ведет с Путиным переговоры от имени Украины. Сейчас модно цитировать Черчилля. Его фраза «Если страна, выбирая между войной и позором, выбирает позор, она получает и войну, и позор» стала классическим мемом. Но есть еще два актуальных афоризма. «Война — это, в основном, перечень ошибок и просчетов». «Ответственность — это та цена, которую мы платим за власть». У каждого, кто часто бывал на Майдане, есть свой день, когда было действительно страшно. Утром 20-го февраля физически ощутил смысл выражения «похолодело внутри». Еще месяца не минуло с той поры, а, кажется, что это было в прошлой жизни. Помню страх в глазах оппозиционных политиков стоявших за сценой пос­ле поступившей информации, что штурм начнется с минуты на минуту. Помню сменившее этот страх облегчение, когда они услышали, что принято решение о начале пленарного заседания. Возможно, кто-то искренне верил, что именно в зале будет найдено решение, позволяющее избежать бойни. Но в глазах очень многих отчетливо читалось всепожирающее желание побыстрее убраться с усеянного трупами места, способного превратиться в братскую могилу. Вправе ли я их осуждать? За это, наверное, нет. От человека трудно требовать подвига. За то, что было потом — да. Вопреки расхожим фразам о мобилизации перед лицом общего врага, о моратории на критику «своих» et cetera. Потому что помню холодные глаза тех, кто остался на Майдане, когда политики «уш­ли в зал». Еще работали снайперы, медики без устали носили раненых, священники отпевали усопших, а защитники готовились к последнему бою. Спокойно и буднично. И холод из сердца медленно ушел в голову. Пришло отрезвляющее понимание. Что власть уже проиграла (одним из первых это осознал Янукович, начавший «паковаться» еще до подписания договора 21 февраля). Что «договорка» между формализованной оппозицией и формальной властью уже ничего не изменит. Что присвоившие себе лавры победителей будут иг­рать судьбами народа и проиг­рывать страну. Я очень хотел ошибиться. Среди тех, кто пришел нынче во власть, есть немало людей, в чьей порядочности не сомневаюсь, к кому испытываю уважение и даже человеческую симпатию. И мне именно по-чело­вечески больно, что некоторые из них дают себя использовать. Что они «ушли в зал», а не «ос­тались на Майдане», где принесли бы гораздо большую пользу. Время требовало решительных действий и энергичных людей, профессионалов и командиров. А не традиционных квот, «терок», интриг, разменов и подачек, не экспериментов и причитаний. Люди семимильными шагами преодолевают тяжкий путь от населения к народу. Эво­люция политиков проходит, увы, куда медленнее. По Черчиллю — промахи и ошибки политиков стали причиной маленькой, но кровавой зимней войны в центре столицы. «Демонстрация оппози­цией силы заставит власть испугаться.» «Демонстрация оппози­цией готовности ответить может уберечь власть от желания стрелять.» «Политика контролируемого давления, расчетливого принуждения к миру лучше политики умиротворения и пораженческого выжидания.» «Применение силы неизбежно, но лучше быть к этому готовым, чем судорожно реагировать на провокацию противника или отчаянный порыв „своих“ смельчаков-одиночек.» Это — аргументы, которые трезвомыслящие люди приводили зимой «лидерам сцены» и до 19 января, и до 18 февраля. Контр­ар­гументы «вож­дей» известны. «В стране отсутствует революционная ситуация». «Мы не готовы к войне». «Мы не можем брать на себя ответственность за возможные жертвы». «У нас на руках висит Запад, который твердит — только избегайте кровопролития». Но ведь Запад включился только тогда, когда взорвались регионы, а раненые и убитые из ЧП превратились в статистику. И сейчас Запад включился лишь после того, как Крым оказался отторгнутым де-факто. Прак­тически без надежды на скорое и безболезненное возвращение. После событий на Грушевского дальнейшие жертвы были неизбежны — стало понятно, что у власти нет обратной дороги. Но ведь могло быть меньше. Если бы улица чувствовала реальную поддержку лидеров оппозиции. Но ни у кого из них не было на руке татуировки «In Re». Я могу только догадываться, где именно сидели снайперы, и кто мог отдавать им приказы. Но я убежден, что убийст­ва были предопределены. У системы не было другого способа попытаться остановить такой протест. И в построении этой системы отчасти повинны и те, кто пришел на смену сбежавшей власти. Снайперы, убивающие надежды на обновление, сидят едва ли не в каждом из тех «больших», кто кокетливо называет себя «камикадзе», но надеется, что пришел надолго. Мутные кадровые назначения по-прежнему не вышли из моды. Исполнители, организаторы и заказчики убийств безболезненно покидали Киев — кто по недосмотру, кто — будем называть вещи своими именами — на коммерческой основе. Силовики, оружие, улица, проблемные регионы не были взяты под контроль — не до того, делили портфели и потоки. Можно было локализовать крымскую проблему в самом зародыше — была возможность и готовность. Были люди, которые ждали команды — так и не дождались. Пока Киев думал, полуостров оккупировали . До сих пор ждут этой команды военные в АРК, наша гордость и наша боль. Нам уже есть за что гордиться страной, но по-преж­нему стыдно за государство. О том, что четких приказов и вводных нет, во всеуслышанье заявил истинный герой Юлий Мамчур. Не провоцировать? Мудро. То же самое ранее твердили вожди безоружным бойцам самообороны Майдана. Сейчас — военным, значительная часть которых теперь де-факто разоружена. «Совмест­ный контроль над оружием»? Когда один — с автоматом и РПГ, а другой — со знаменем и чувством долга? Запад давит? Так ведь это не их земля. Это не США, не Германия, не Россия. Это наша земля. В июне 41-го Москва все еще призывала пограничников не поддаваться на провокации, когда немцы уже вошли в Брестскую крепость. Не говорю уже о том, что Запад (медленно, но неотвратимо осознающий какого монстра он «умиротворял» все эти годы) готов помочь защититься тому, кто готов защищаться. Мы готовы? Я не о людях, о государстве. Наглухо закрыть границу, залить топливо в баки, немедленно решить (любой ценой) материально-технические проблемы, отозвать контингенты из-за границы, перебросить ЗРК и самолеты из западных областей на Восток и в Центр, поставить на боевое дежурство ракеты, загрузить оборонные заводы и привести всю наличную технику в порядок, оперативно доукомплектовать до штата военного времени наиболее боеспособные части, поставить четкие задачи разведке, немедленно задействовать всех толковых бывших военных, способных и готовых помочь, в конце концов, назначить командующего сухопутными войсками — что из этого было сделано? По нашим сведениям, почти ничего. Как это назвать — близорукостью, неумелостью, малодушием, непрофессионализмом, глупостью? Какая разница. К неизбежному следует готовиться. Майдан победил уже 20-го февраля. Но политики этого не поняли, и 21-го побежали за мировой к Януковичу. Они побоялись выбрать войну (которая уже шла) и выбрали позор. Свою пятиминутку позора они получили 22-го на Майдане. Пошел урок впрок? Не уверен. Они снова ищут худой мир, позорно отворачиваясь от мужест­венных военных, гордых татар и вольнолюбивых украинцев Крыма. Они снова ищут «договорку», теперь уже с Путиным. Обойдутся ли они в этом случае пятью минутами позора? Не знаю. Все равно. За державу обидно. Не можем воевать? Стыдно падать до выстрела. Чтобы осилить дорогу, нужно идти. Чтобы выиграть — купить лотерейный билет. Чтобы приготовить яичницу — иметь яйца. Особенно, если готовить нужно на оружейном масле. Я не военный? Нет, но чтобы сделать все то, о чем сказано, достаточно просто иметь голову на плечах и политическую волю. А вот как именно это сделать — уже вопрос к специалистам, многие из которых отчего-то не востребованы. Лью воду на мельницу врага, выдаю военные тайны? Смешно. Боюсь, что российский Генштаб осведомлен о наших секретах лучше, чем украинский главковерх. Да что там секреты. Возьмем то, что известно из открытых источников. Наша оборонка продолжала поставлять военную продукцию России, стране, с которой мы де-факто уже в состоянии войны. В Секретариате Кабмина на фоне фактической мобилизации ликвидировали управление оборонно-мобилизационной работы. А Минфин выступил с инициативой (в целях экономии средств, я понимаю), лишить льгот военных! Сейчас! Как это назвать? Придумайте сами. Преддверие войны — не время для критики? Преддверие войны — самое время для погружения в реальность. Многие, прошедшие Майдан, уже живут в режиме «In Re», ощущая действительность и готовя себя к будущим делам, не надеясь на политиков. Необходимо, чтобы этих людей стало больше. Случится худшее — будет армия вольных стрелков. А могло бы быть хорошо организованное войско. Но пусть хоть так. Все равно победим. Вопрос во времени и в цене. Майдана нет? Майдан не тот? Баррикады — декорации? На смену организованной Са­мообороне пришла неуправляемая махновщина? Не те лица, не те люди? Лицо Майдана менялось в зависимости от ситуации. Лицо страны, не дай Бог что, будет другим. Сопротив­ление будут олицетворять люди, которых призовет время. Как это было, когда в горячую пору майдановской «жести» из ниоткуда брались талантливые командиры, бесстрашные бойцы, самоотверженные врачи, искусные строители баррикад, добровольные поставщики провианта и дров, просто мужественные люди, самостоятельно и точно находившее свое место в непривычной системе координат. Никем из «вождей» не назначенные. Уполномоченные совестью и долгом. Они будут реалистами. А потому сделают то, что вождям отчего-то кажется невозможным. Сделают спокойно и буднично. Источник: http://gazeta.zn.ua/internal/in-re-_.html