Эрик Хартман

14 августа 2016, 22:13

О, новости хорошие. Так а платить куда будем!!! ( ответить ) + 0 DS25 13 августа 2016, 08:54 Нейс22 # Никуда! Лучше сухарики да чай передайте в СИЗО Дорошенку. ( ответить ) Источник: minfin.com.ua/company/mihailovskiy/review/102407/#com3006982

3 июня 2016, 20:36

Как должен выглядеть страшный дом? Что такое страшный дом? Ну например это дом в котором ночью можно увидеть приведения. Например страшный дом может выглядеть так : Нравится? Еще бы! Настоящий дом с привидениями. Я чувствую как модератор уже проснулся и напрягся. Но давайте пройдем вперед. Нам интересно почему именно этот дом страшный? Что делает его таковым? Ночь? Гроза? Запущенное состояние? Как бы почти ОСМД? Или ОСББ? Хорошо что не ОБСЕ. Но довольно философии. К делу. Итак особенность страшного дома в наличии эркера. Эркер это элемент дома выступающий за плоскость фасада (стены). Обычно это алтарь в церкви. По канонам католической церкви, алтарь не может иметь помещений расположенных сверху. Какие архитектурные стили содержат эркер в качестве атрибута ? Это стиль Королевы Анны : И стиль второй империи : Ну как? Понравилось ? Следите за темой. Будет еще вкуснее :) ...

7 апреля 2016, 23:10

— Давно вы дружили ? – О! Он был довольно замкнут… но мы регулярно встречались с тех пор, как он вернулся из Африки. Ах, бедный наш … аристократ духа в полном смысле слова! Из дальнейших разглагольствований не удалось почерпнуть ничего интересного. Образ брата не обретал реальности. Холост, бездетен. Жил на дивиденды с ценных бумаг. Я почти перестал слушать. От «Конюха» осталось немного. Глотков пять-шесть – и можно прощаться. – Свое небольшое состояние он завещал приюту для бездомных собак… – Для бездомных собак? Уловив мое недоверие, он с готовностью назвал адрес приюта. Наконец-то мне сделалось грустно. Мир праху твоему, брат мой. – При всей оригинальности жест гуманный, не правда ли? Еще не хватало, чтобы он извинялся! – Как насчет «Адама и Евы»? – сказал я неожиданно для себя. – За бездомных собак? – Вы предвосхитили мою мысль! – Везде эта пакость, – пробормотал я и передвинул стул, чтобы не видеть рекламного плаката Приватбанка на стене: «Вашу жизнь и здоровье… любое движимое и недвижимое имущество… на любой срок… от хищения и пожара… единственный путь к покою и безопасности…» – За бездомных собак, – торопливо напомнил мой собеседник. – Обожаю чудаков. Понимаешь, у кого есть какая-нибудь слабость… или хобби. Оказывается, мы уже называем друг друга по имени. – У тебя, нет хобби? – Нет. Но тут на меня навалились «Адам с Евой», и я проговорился о Дороге. Он горячо заинтересовался, Он долго меня расспрашивал и под конец клятвенно обещал раздобыть модель старинного паровоза с расширяющейся кверху трубой. – С расширяющейся трубой… – сказал я завороженно. – Да. Представь, заправляют бензином и водой, и он пыхает настоящим паром! Это было как чудесное видение, и я прикрыл глаза. Потом полез в карман и пощупал бумажник. – Такая модель стоит кучу денег. Боюсь, что… – О нет! В память о брате! Обойдется тебе в сущие пустяки. Стыдно признаться, но я пожал ему руку. Откуда-то появились полные бокалы. По-моему, это была «Мертвая голова». – Взамен, я попрошу о маленькой услуге. – Все что угодно! Он понизил голос и наклонился ко мне: – Страховочка. Словно сунули под нос тухлое яйцо. На язык запросились слова, которые я обычно произносил, когда предлагали страховку. Не далее как сегодня утром они мигом отшили агента « ПУМБа ». Но человеку, с которым второй час сидишь в баре, таких слов не скажешь. Его физиономия отразила острую тревогу. – Речь о совершенной безделице! Недельная страховочка от несчастного случая… Я продолжал молчать. – Ведь мы же договорились! Что тебе стоит! – Никогда ничего не страхую. Принципиально. – Но старинная модель, … со свистком… и дым из трубы… Ну сколько ты получаешь в неделю? – От двухсот до трехсот. – Значит, паровозик встанет тебе в какие-то двадцать пять! Ты подумай! Я подумал. Ричи за такую модель продал бы душу, не только принцип. Рука страхового агента положила на стол передо мной сложенный вчетверо листок. – Прочти. Ты убедишься – совершенный пустяк! Эх, будем надеяться, какая-нибудь безобидная мелкая компания. Я развернул бланк. Увидел выведенное тщательно свое имя и пухлую ладонь, распростертую над фигуркой. Над моей фигуркой! – Работаете на Приватбанк ? – Подрабатываю, … тяжелые времена, семья. Крайне меня обяжешь… В память о брате! Я машинально отхлебнул. Делать этого не следовало. «Мертвая голова» не поладила с кем-то из прародителей. Все странно смешалось: бездомные собаки, бормотание агента и текст страхового контракта – «обязуется выплатить компании десять процентов от сумм, имеющих поступить в его распоряжение за текущую неделю, включая воскресенье, десятого сентября. Компания со своей стороны…» – Пришлю в пятницу – у тебя будет впереди целый уик-энд! Я залпом опорожнил бокал: для самооправдания на будущее. Если принцип будет нарушен, то в состоянии крайнего опьянения. Откуда-то издалека агент протягивал мне толстый «Скриптос». Я плюнул и расписался под красным штампом: «Расторжению не подлежит». По-моему, я вырубился лишь на две-три секунды, но, когда в глазах посветлело, стул напротив был пуст. «Друг брата» исчез. ... Что-то не спалось. Всплыл страховой агент – вульгарный и сомнительный «друг брата». Почему он ко мне прилип? Из-за полиса на двадцать пять? Как агент он получит из них пять, а сколько он выложил за выпивку в баре! Или поспорил с кем-нибудь, кто знает мое органическое отвращение ко всякой страховке? Да нет, чепуха. ... Я вышел на улицу. В руках было непривычно пусто. – Несколько слов! От этого голоса я гадливо вздрогнул. Импозантный господин, порадовавшийся, когда Ричи взорвался! Заранее знавший, что он взорвется… – Кто вы такой? – Спокойствие, – Он протянул жетон агента Приватбанка . – Вы ведь у нас застрахованы, не правда ли? Компания намерена выполнить свой долг и обеспечить вам безопасность. Однако в сложившихся обстоятельствах это сопряжено с некоторыми трудностями… Быстро в машину! – прервал он себя. Сейчас ударю – чувствовал я. Кулаком, со всей мочи, прямо в эту холеную рожу!.. Я очутился в машине, не успев даже замахнуться. Начинался новый виток бреда. Мы куда-то ехали. Крюгер уселся рядом. Не машина, а крепость на колесах. В таких возят золото из банка в банк. – Куда мы едем? – Положитесь на Компанию. – Какое дело компании до моей персоны? – Но вы же застраховались. – Неважно. Не желаю иметь ничего общего с Приватбанком ! – Легкомысленное заявление. За вами охотятся. Мы вам предоставили возможность убедиться. – Кто за мной охотится? – Вопрос в стадии выяснения. Положитесь на Компанию. С переднего сиденья подали трубку радиотелефона, и он занялся оживленным разговором, сути которого понять я не мог. О ветровое стекло расплющивались редкие капли. Снова дождь. Он отдал трубку обратно. – Им уже известно, что покушение не удалось. Я стряхнул руку, которую он ободряюще положил мне на рукав. – Кому «им»? Он поколебался. – Банда стервятников. « ПУМБ ». Час от часу не легче! – Да зачем я понадобился « ПУМБу »?! – Сложный вопрос. – Зачем я нужен « ПУБМу »? – потребовал я. – Ну, видите ли, идет конкурентная борьба. Наши противники не брезгуют никакими средствами. Надежней всего немедленно переправить вас в наш филиал в Австралии. – Что?! – Пока я выкладывал свой запас крепких выражений, он задумчиво кивал. – Отчасти вы правы. Но обстоятельства… – Ни при каких обстоятельствах я никуда не поеду. И буду жаловаться в Комитет, если вы попробуете сделать это против моей воли! – Ну хорошо, хорошо, вас отвезут домой. Однако это требует подготовки. – Он снова занялся радиотелефоном и надавал кому-то кучу непонятных распоряжений про окраску окон, закупорку банок с пухом и доставку соленого мыла. Дождь припускал, мы кружили по городу. Я устал, разжал кулаки. – Подъезжаем, – доложили наконец с переднего сиденья. ... Я бежал куда-то в темноте, они догоняли. Неведомые, бесформенные. Догнали, навалились, душат. Всё. Конец. Перед широко раскрытыми глазами плавало бледно-зеленое пятно. Ниже белел халат. Я все еще задыхался. Лицо было чем-то облеплено, и сорвать это я не мог – руки не слушались. Я потряс головой. Это доктор. Мы оба в противогазах. Руки держит он. Надо медленней дышать. Вот так. Немного легче. Я кивнул, давая знак, что пришел в себя. Доктор помог сесть. Я выковырнул затычки из ушей. Сразу хлопанье дверей, топот. В спальню вкатывают какую-то установку на тележке. Из десяти ее указателей восемь стоят на отметке «смертельно». Проветрить нельзя – окна в броне, вентиляционные решетки замурованы. Через четверть часа стрелки приборов нерешительно переползают риску «безопасно». Мы снимаем противогазы. – Умыться бы, – хрипло шепчу я. Доктор ведет меня в ванную и поливает из бутылки с наклейкой «Стерильно. Для инъекций». Пью из горсти. – Как это случилось? – Каминная труба. Перебили охрану на крыше. – Сколько сейчас времени? – Шесть. – Так рано? – Шесть вечера. Пора ужинать. Значит, я проспал больше суток?.. В коридоре лежат двое под простынями. – Не все успели, знаете ли. На кухне светло и чисто. Кошачье блюдечко убрано. Доктор выпускает струю кислорода из баллона. – Ужин на свежем воздухе, – бодро говорит он. – Сегодня, кажется, среда? – Да, осталось четыре дня. – Четверо суток. – Верно. – Он улыбается. ... Наступила пятница. Мы завтракали. Мы были еще живы. Горели аварийные лампочки. На месте двери кабинета отсвечивал металлом массивный щит. Из квартиры убирали длинные черные головешки. Они помещались на носилках попарно, под одной простыней. – Хорошо, что над нами еще три этажа, – сказал доктор, мигая воспаленными глазами, – кабинет как угловое помещение не выдержал. Чего не выдержал, я не спросил. Я устал думать, устал бояться, говорить, ждать понедельника. Доктор был озабочен и смущен. То и дело его вызывали к телефону. – Господин … – Зовите меня по имени. Он кивнул, устало улыбнувшись. – Что-то готовится. Приказано привести вас в порядок и побрить. – В аду не бреются, – сказал я, следя за чашкой, скользившей к краю стола. – Но… Дальше я не расслышал, потому что все потонуло в нарастающей мешанине взрывов, криков и скрежета. Чашка подпрыгнула и устремилась в обратном направлении. Столкнулась с сахарницей, опрокинулась, плеснув недопитым молоком. По разлитой лужице пошли круги. И вдруг все смолкло. Прошло пять минут. Десять. Мы совсем отвыкли от тишины. Она давила, ошеломляла, терзала уши. По спине полз панический холодок. Приглушенные голоса, суета, стоны были частью тишины. Они лишь оттеняли ее глубину, этой невозможной тишины, навалившейся извне. – Приехал кто-то из начальства, – прошептал доктор – Как вы? Он считал мне пульс, когда в гостиную постучали. Я сел на диван, не желая встречать очередного агента " Приватбанка " в позе «смирно». Вошел сухопарый корректный господин в ослепительной сорочке и безукоризненной черной паре со значком государственного чиновника в петлице. Хотелось потрогать его на ощупь – настолько неправдоподобным казался он в здешнем «интерьере». Я привстал, поклонился и чуть было не предложил ему сесть, однако вокруг не было сколько-нибудь достойного места для его высокопоставленных брюк. – Ваше полное имя, пожалуйста. – Я ответил, дивясь его способности не видеть и не обонять ничего, что не касается его загадочной миссии. Сверкнув золотым перстнем, рука двинулась вбок и взяла тисненую красную папку. Тут я заметил двух господ пониже рангом, маячивших за спиной моего визитера. – Ваш возраст, место рождения? Он сверял ответы с документами в папке, чуть склоняя голову, причесанную «а-ля президент». – Ваш пол? – Он ничуть не шутил, он был великолепен. – Простите, с кем имею честь? – Старший нотариус шестнадцатого округа. Имя вашего отца? Имена деда и бабки по отцовской линии? Я положил ногу на ногу и собрался перечислить всех своих родичей, болезни, которые перенес в детстве, группу крови, размер выплачиваемого налога, рост, вес, занимаемую должность… все, что угодно: мне начинало нравиться, что нас не поджигают, не топят, не душат. Мне начинала нравиться тишина. Нотариус обратился к доктору: – Вы имеете профессиональное удостоверение, доктор? И пока я наблюдал, как тот лихорадочно шарит по карманам, стесняясь своего порванного халата, исцарапанных рук и плохо вымытых бурых пятен на коленях, подоспевший ассистент ловко снял у меня отпечатки пальцев. Удостоверение доктора было изучено и возвращено. – Можете ли вы засвидетельствовать, что ваш пациент психически вменяем? – О… да. Все органы функционируют нормально, пульс… Нотариус отмел мой пульс мановением перстня. – Скрепите вашей подписью заключение о том, что ваш пациент пребывает в здравом уме и твердой памяти. Доктор растерянно подписался. Ассистент произнес что-то об идентификации личности, сложил оборудование в чемоданчик и направился к двери. Нотариус возвратил красную папку другому ассистенту. Уже уходят? Жаль. Нет, еще одна папка, синяя с золотом. Нотариус откашлялся. – Нотариальным расследованием установлено, что по смерти Тролла вы являетесь его единственным законным наследником. Он замолчал, выдерживая торжественную паузу. Смешно. Самое время сообщать мне о чьей-то там смерти. – И когда умер этот Тролл? – Двадцать восьмого августа сего года. Вам было послано уведомление. Не получал я никакого уведомления. Тролл… Тролл? Ну конечно же! Пресловутый двоюродный дядя Тролл. Он «ввязался в темные спекуляции и стал позором семьи». В нашем доме о нем красноречиво умалчивали. Я думал, он давно сгинул в чужих краях. – Согласны ли вы принять наследство? На миг я почувствовал себя шокированным: как-никак «позор семьи». Но если отказаться, они тотчас уйдут, а так мы еще поболтаем в тишине. – Согласен. – Скрепите подписью. Скрепил. – Благодарю вас. В соответствии с пунктами 4-м, 182-м и 369-м, вы будете официально введены во владение через тридцать шесть часов, считая с данного момента. – И что же оставил мне дядюшка Тролл? Нотариус открыл синюю папку. – Акции фирмы «Паллмер» на сумму четырнадцать миллионов долларов. Свинцовые рудники в Боливии. Чайные плантации площадью… Ай да дядюшка Тролл! Что значит вовремя ввязаться в темные спекуляции! Однажды – мне было лет десять – он приезжал в наш старинный, уже ветшавший дом среди полей и не был допущен к порогу. Бабушка вышла на веранду, иронически оглядела сиявший хромом автомобиль ярко-лилового цвета и сказала безапелляционным тоном: «В нашем роду подобных машин не держат». Водя чистым розовым ногтем по страницам, нотариус зачитывал длинный список богатств дядюшки Тролла. – …А также принадлежащий Троллу по праву личной собственности остров Макабр, расположенный… Остров Макабр?! Личная резиденция короля наркотиков Папы Пиперазино?.. Черно-бело-розовый нотариус закачался у меня перед глазами. – Хватит, – прохрипел я. – Общий итог? – Округленно состояние оценивается в шестьсот пятьдесят восемь миллионов долларов, – бесстрастно изрек нотариус. Та-ак. И сколько же это будет – десять процентов от шестисот пятидесяти восьми? Очень много. Вполне достаточно, чтобы ответить на все мои «почему». – Если вы не имеете больше вопросов… – Нет. – Тогда до скорого свидания. Наша контора работает в обычные часы. Доктор щупал мне пульс, что-то приговаривал. Те ушли. – Бросьте, в обморок я не хлопнусь. Гады. Подлая нечисть. «Десять процентов от сумм, имеющих поступить в течение недели…» И за это – брат, Ричи, тела под простыней. Обугленные головешки на носилках… – Доктор! Вы поняли? – О да! Поздравляю вас,… господин! Счастлив пожать вашу руку! Я смотрел на него, и он отдалялся, пустел, превращался в плоскую белую фигурку, оставляя меня наедине с моей ненавистью и отвращением. Тишина взорвалась. Штурм возобновился. ... Кто-то тряс меня за плечо. – Добрый день, господин! – Вам посылка. Передали во время затишья. Сверток проштемпелеван со всех сторон: «Проверено на токсичность», «На взрывоопасность», «На содержание вредных микробов». Я сломал сургучную печать и развязал шнурок. В коробочке лежала на боку модель из серии «Первые паровозы». И записка: «Баки заправлены. Кнопка зажигания спереди. Надеюсь на лучшее» Я потрогал мизинцем красные коленки шатунов. Мирное маленькое чудо с расширяющейся трубой. Здесь, сейчас от него перехватывало горло… Заложило уши, я сел прямо и сглотнул. Не помогло. Сундук странно уплывал из-под меня, стоя на месте. Несколько полицейских пятились по коридору, и среди них офицер в шлемофоне натужно орал: – Скорей, ребята, скорей! Пока не нащупали резонансную волну! Сундук образумился, полицейские приободрились. Потом началось опять. Ко мне протолкался доктор. – Что новенького? – Говорят, инфразвук. Но вы не бойтесь. Источник обнаружен. Накроют из дальнобойных. Нам все-таки проще – законно защищаем жизнь клиента. А «ПУМБ» вынужден маскироваться. С той минуты, как доктор узнал о наследстве, он слишком говорлив. В тоне проскальзывают подобострастные нотки, от которых сводит скулы. – Не бойтесь, дом крепкий. Да, дом крепкий. Некогда он был модным загородным отелем с просторными внутренними холлами на каждом этаже. При перестройке под квартиры холлы разделили перегородками на темные кладовки. Я откупил у соседей их часть и восстановил холл. Там нет окон, это удобно для Дороги. Полицейские снова попятились. Я влез на плывущий сундук посмотреть. Плита, закрывающая вход в кабинет, необъяснимо струилась. Стена справа и слева от нее дрожала, словно пытаясь скорчиться. Судороги приобретали ритмичность. Нащупывали резонансную волну, понял я. Кусок потолка обвалился и придавил офицера. Стена треснула наискось и выперла в коридор. Снаружи свистело и ухало – источник накрывали дальнобойными. Офицер тонко, по-детски стонал, и доктор не спешил на помощь. – Пристрелялись! – Накрыли! – Вы спасены, … господин! Мир вокруг утрачивал реальность. Восторженная улыбка доктора… «Вы спасены… Скрепите подписью… Наша контора работает в обычные часы… Ужас тишины… Три, две, одна, ноль!..» ... В торце коридора у меня за спиной дверь к Дороге. Я сунул Библию в сундук и отодвинул его одной рукой. В другой я держал паровозик. Он будет пыхать настоящим паром. Указательный палец лег в неприметную ямку. Дверь пропустила меня и сомкнула створки. (Патентованный замок « ПУМБа ».) Я постоял в темноте, опасаясь обнаружить развалины. Зажег свет. Подошел к колпаку, попробовал несколько кнопок. Дорога была цела! Очки. Наушники? Для паровоза нет подходящей кассеты, но сейчас это неважно. Все равно какофония снаружи погубила бы все впечатление. Вилку питания в сеть. Восемь вагончиков. Глазок транслятора прикреплю на предпоследнем – так я увижу и свою страну, и паровозик на поворотах. Мягко опускаю поезд на рельсы. Щелкаю тумблером и включаю зажигание кончиком карандаша. Зажмурившись, низко-низко сгибаюсь над столом, стараясь расслышать. Паровозик задышал. Сначала с паузами, потом все чаще. Но поезд еще стоит – мы разводим пары. Вот дернулись. Вагончики пошевелились, толкаясь буферами, но к хвосту движение угасло. Неужели он не осилит такой состав? Еще рывок, еще – и поехали. Просто он не умеет трогаться иначе. Едем! Где-то сзади пулеметные очереди. Наддать пару! Наугад включаю стрелочника на развилке. Мы свернули к Горному озеру, и я обрадовался. Как давно я там не был! Горное озеро – моя первая железнодорожная любовь. Я устраивал и прихорашивал его бесконечно, прежде чем показать Ричи. Ричи посмотрел: «Знаешь, слишком красиво. Не верю». И я забросил озеро. Когда я последний раз доливал туда воды? Впереди круто стояла поперек полотна рыжая скала. Глыбы, поросшие лишаями, нависли над головой… Оглушительный грохот. И мрак. Мрак и многократно отраженное камнем эхо: тоннель. А когда мы вырвались снова к свету, они остались со мной – пыхтенье паровоза, перестук колес, поскрипывание буферов. Они остались! Торжествуя, я дал свисток. Сипловатый, но залихватский, он огласил предгорья. И в ответ начали оживать прочие звуки: певучий шум букового леса, гул мачтовых сосен, стрекот сороки… Дорога втянулась в ущелье, стало прохладней. Паровозный дымок смешивался с запахом цветущих трав. Горы расступились, распахнулось мне навстречу озеро, до краев полное воды. Оно было прекрасно. Поезд остановился у старой, потемневшей платформы. Я спрыгнул с подножки, и доски упруго отозвались на мои шаги. Зашипел, окутался паром, лязгнул шатунами паровоз. Тронулся. Я шел к берегу. Уезжал, скрывался за поворотом поезд. Я закинул голову, и взгляд утонул в глубокой синеве. Дождя сегодня не будет.

5 апреля 2016, 21:50

Муж пришел домой поздно, ночью. Жена спрашивает. — Где был ? — Я подвергся ограблению. — У тебя все время какие-то напыщенные формулировки, почему не сказать проще — меня ограбили ? — Тебя даже не волнует что меня ограбили ! — Что грабить, с твоими то заработками ... — Злая ты баба. — Уж какая есть.

2 апреля 2016, 00:37

Н — ты где был ? Ф — я странствовал, видел жителей других миров, они такая же реальность как и мы, и пусть все об этом знают. Н — да старик сила, как забалдеешь, так сразу все твои молекулы сливаются с молекулами мира и открываются тайные силы плоти ... Ф — не совсем так, в самих молекулах ничего нет, одни атомы, я смог познать силу тех существ, но сущность я мог познать только свою ... Н — слушай, да ты я вижу раздобыл настоящие капельки, где достал ? Ф — капли чистого разума достают из дряни бытия, суть вещей хочет познать каждый, но она достается лишь избранным ... Н — темнишь да? Знаю, теперь все так, ну ничего, я и с тем, что мне попадается неплохо залетаю !

1 апреля 2016, 21:21

Вы когда-нибудь обращались за услугами к слесарю? Ну скажем — автомеханику или водопроводчику. Я думаю, вам хотелось бы, чтобы ваш слесарь был вежливым, чутким, улыбающимся. Ну конюшня… он должен быть специалистом в своей отрасли. Но, как бы, почему слесарь не может быть… джентльменом ? Как же выбрать слесаря, чтобы и специалист был хороший, и… был приятен в общении ? У меня есть для вас, уважаемых пользователей этого сайта, хороший метод идентификации слесаря-интеллигента. Вы должны задать ему тест в виде вопроса. Внимание вопрос. Если слесарь забивая гвоздь, промахнется и ударит себя молотком по пальцам. Какие слова он произнесет: 1. «Ой, вот ведь оказия какая!» 2. "*****, ммммм… вот ****!!! " Если слесарь выбирает вариант 1, то я вас поздравляю, у вас теперь есть личный слесарь-интеллигент. Видите. Все оказывается очень просто. Да, кстати, вариант 2. Это для вас сильно критично ?

29 марта 2016, 21:08

Шарапов — Знаешь, мне наверно завтра достанется. Но я ни о чем жалею. Помнишь как мы с тобой плыли с нашего берега через Вислу? А теперь я снова плыву с нашей стороны. А ты теперь находишься на чужом берегу. Ради чего ты готов рисковать жизнью? Ну помнишь как мы мечтали, как заживем после войны ? Левченко — Жаль, что не мечтал с нами тот гад ... Шарапов — Кто такой ? Левченко — … я после госпиталя думал сразу к вам. Под Ковелем наш санитарный поезд немцы разбомбили, мои документы сгорели. В особом отделе докладываю. Так мол и так. Имел судимость, был представлен к снятию судимости, как искупивший вину кровью. А там сидит, крыса тыловая, морду красную раскормил, хоть прикуривай, и говорит, а не значится в вашем деле, таких сведений, так, что рядовой Левченко, отправляйтесь вы во вторую штрафную роту, 306 пехотного полка. Там мне обидно стало. Что же это? Совсем видать нет правды на земле. Сказал я ему пару слов. Он в крик. Дошло до рук, мне трибунал и новый срок. В июне сбежал, с осени с этими гнидами кантуюсь. А куда мне теперь ? Шарапов — знаешь Левченко, я теперь не твой ротный командир, приказывать тебе не могу, прошу просто как человек, уходи, а если завтра все обойдется, я по всем инстанциям пройду и докажу как ты воевал. Левченко — Да? А про мои подвиги после побега тоже расскажешь? А тебя я не сдал, потому что ты за спинами ребят не прятался и свой офицерский доппаек втихаря не жрал, и поэтому завтра мы с тобой снова вместе в бой пойдем, а в тюрягу я больше не сяду.

29 марта 2016, 18:40

Бенеди́кт XVI (в миру Йо́зеф Алои́з Ра́тцингер) родился в 1927 году в Баварии. В 1941 году стал членом Гитлерюгенда. Во время Второй мировой войны — солдат зенитного батальона. В 1944 году поступил на службу в подразделение ПВО Мюнхена. В мае 1945 года попал в плен. В американском лагере для военнопленных провёл несколько месяцев. Известно, что во время Второй мировой войны, в Германии и в СССР, те кто отказался от службы в вооруженных силах, были арестованы Гестапо и НКВД. Дальнейшая судьба этих людей неизвестна. Должен был Римский Папа Бенедикт XVI отказаться от службы в вооруженных силах Германии — Вермахт ?

19 марта 2016, 20:40

В один из дней лета 1913 года, рабочий-слесарь Пантелей Грымзин получил свою заработную плату от подлого гнусного хозяина кровопийцы — 2 царских рубля серебром и 50 копеек медью. Что же я с ними делать буду, спросил он себя, хмуро глядя на монеты. И выпить надо, и кушать хочется. Эх жизнь наша распрокаторжная. Зашел он в продуктовую лавку, купил фунт розовой ветчины, коробочку шпротов в масле, батон белой французской булки, бутылку пива. Так разошелся, что от всех капиталов и осталось то всего несколько копеек медью. На оставшиеся копейки он купил 10 папирос. Пришел он к себе домой. Откупорил бутылку пива. Нарезал ветчины. Открыл шпроты. И так ему сделалось обидно. За что, за что, шептали его губы. Почему капиталист сидит в ресторане и лакомится рябчиками, наслаждается ликерами, а я как пес паршивый должен тянуть это пиво. О если бы только нам рабочему классу, дали власть, то-то мы зажили бы по человечески. Прошло 10 лет. Как-то в один из летних дней 1923 года, рабочий фабрики «Красный пролетарий» получил свою зарплату — 22 миллиона советских рублей. Что же я с ними буду делать, спросил себя он, разглаживая на ладони мятые грязные бумажки. Зашел он в гастроном. Купил серый эрзац хлеб. Бутылку ситра на сахарине. Хотел еще купить сигарет, но денег уже не хватило, он мрачно сплюнул и отошел от табачного киоска. Пришел он домой. Откупорил бутылку ситра. Нарезал черствый хлеб. И так ему сделалось обидно. За что, за что, шептали его губы. Почему нэпман, лакомится розовой ветчиной, ест шпроты в масле, пьет настоящее пенное пиво, а я как пес паршивый должен тянуть это пойло на сахарине. Эх, Пантелей, Пантелей. Какого же дурака ты свалял, братец ты мой. Для справки: слесарь, это исковерканное слово с немецкого — шлоссер (замочник, специалист по ручной металлообработке).