Гиперинфляция. Как это было в Веймарской республике

Начиная с августа этого года цены в Украине рванулись вверх. Причин для этого много и дальше будет только хуже. Агромадный бюджетный дефицит, растущая долговая пропасть, агонирующая банковская система, падение производства, бесконтрольное печатание бумажных фантиков, ожидание выборов, рост евро,  повышение цен на услуги ЖКХ, так называемые реформы правительства, усиление налогового давления, продовольственные неурядицы, климатические катаклизмы, монопольное положение продовольственных корпораций, всепроникающая коррупция и рост непроизводительных расходов — перечень причин бесконечный.  Одной из самых острых тем для обсуждения в обществе за последние 2 месяца стал  практически повсеместный рост цен и перспективы этого роста. По официальной статистике инфляция за сентябрь составила 2,9% к предыдущему месяцу, что является для сентября вторым по величине показателем с 1998 года. Лично я не думаю, что в ближайшее время правительству удастся его хотя бы замедлить: цены на газ растут, вероятность политических потрясений после 31 октября возрастает, обслуживание внешних долгов становится дороже,  конец осени и суровая зима преподнесут, как всегда, свои сюрпризы. Насколько вероятен  мрачный сценарий перерастания в следующем году начавшейся уже галопирующей инфляции в гиперинфляцию? Скажу так, как отвечают сейчас многие аналитики о возможности наступления второй мировой волны кризиса: процентов 25, что это произойдет. Что ожидает Украину, если это случится? Отвечу: хаос и полнейшая дезорганизация всей общественной жизни, коллапс, одним словом. Как говорится, не мы первые, не мы последние. Украина уже переживала гиперинфляцию, это было в начале девяностых, и многие помнят как это было, и как приходилось бороться за выживание. Но многие ли знают как это было после первой мировой войны в Германии? На мой взгляд, чрезвычайно любопытно познакомиться с потрясающе яркой картиной царившего тогда хаоса в Германии, великолепно описанного в книге Лиаквата Ахамеда «Повелители финансов. Банкиры, перевернувшие мир», за которую он получил Пулитцеровскую премию. Выдержки из этой книги я и предлагаю вашему вниманию.

Из книги «Повелители финансов. Банкиры, перевернувшие мир»

«В то время как Германия упорно пыталась добиться уменьшения размера репараций, дела с ее внутренней экономической политикой, никуда не годной во время войны, обстояли еще хуже. В стране не прекращались беспорядки, она все время балансировала на грани революции, слабые коалиционные правительства не могли удержаться у власти и были не способны контролировать финансы. Помимо высоких остаточных расходов, связанных с войной, — пенсий ветеранам и вдовам, компенсаций тем, кто лишился частной собственности на территориях, утраченных по условиям Версальского договора, — правительство взяло на себя массу обязательств социального характера: восьмичасовой рабочий день для рабочих, страхование для безработных, государственные пособия для больных и бедняков. По большей части в финансовых проблемах Германии была виновата она сама. Тем не менее выплата репараций делала и без того непростую финансовую ситуацию невыносимой. Стараясь заткнуть дыры в бюджете, правительства Германии одно за другим обращались за помощью к Рейхсбанку, который печатал деньги.

В 1914 г. курс марки составлял 4,2 за доллар, т. е. марка стоила чуть менее 24 центов. В начале 1920 г. из-за инфляции, связанной с военными расходами, доллар стоил уже 65 марок, а значит, марка упала до 1,5 цента. Цены на этот момент выросли в девять раз по сравнению с уровнем 1914 г. В течение следующих полутора лет, несмотря на огромный дефицит бюджета и 50%-ное увеличение количества выпущенных в обращение денег, темпы инфляции снизились, и марка стабилизировалась. Частные биржевые дельцы из-за рубежа, считая, что падение марки прекратилось, влили в экономику страны около 2 млрд долларов. Как-никак это была Германия, которая не зря считалась до войны образцом методичности и организованности. Казалось немыслимым, что она позволит себе утонуть в пучине денежного хаоса и не сумеет восстановить порядок.

«До сих пор в истории спекуляций не было ничего подобного, — писал Мейнард Кейнс. — В процесс вовлечены все — от банкиров до горничных. Все в Европе и Америке скупают марки. Ими торгуют… на улицах столиц, их продают из-под полы помощники парикмахеров в самых захолустных городишках Испании и Южной Америки».

Однако события середины 1921 г. — негибкость французов в вопросе о репарациях и серия политических убийств, предпринятых правыми формированиями, так называемыми «эскадронами смерти», — заставили общество усомниться в том, что проблемы Германии поддаются решению. Она продолжала печатать марки. Зарубежные спекулянты, закупившие марки в предыдущие два года, избавились от них, потеряв большую часть 2 млрд долларов, вложенных в страну. В конце 1920-х гг. посетители игровых комнат в Милуоки и Чикаго видели стены, оклеенные обесценившимися немецкими деньгами и облигациями. 

Поскольку курс марки резко снизился, Германия продолжала падать в пропасть. 24 июня 1922 г. инициатор курса на «исполнение обязательств», министр иностранных дел Вальтер Ратенау, одна из самых привлекательных политических фигур в Германии — богатый, образованный потомок известной семьи промышленников, — был застрелен в своей машине членами одной из реакционных группировок. Началась паника. В течение 1922 г. цены поднялись в 40 раз, а курс марки упал со 190 до 7600 за доллар.

В начале 1923 г., когда Германия опоздала с внесением средств в счет погашения суммы репараций за год, ситуацию усугубила история с сотней тысяч телефонных столбов, которые не были поставлены Франции.В итоге французские и бельгийские войска численностью 40 000 человек вторглись на территорию Германии и захватили Рурскую долину, основной промышленный регион страны. Рейхсканцлер Вильгельм Куно, отчаявшись найти другой способ, развернул кампанию пассивного сопротивления. Дефицит бюджета вырос почти в два раза и достиг 1,5 млрд долларов. Чтобы заткнуть эту дыру, приходилось печатать все больше марок, которые продолжали обесцениваться. В 1922 г. было дополнительно выпущено в обращение около триллиона марок, а за первые шесть месяцев 1923 г. — 17 трлн марок.

Как писал один наблюдатель: «За всю историю ни одна собака не бегала за собственным хвостом быстрее Рейхсбанка. Недоверие к бумажным немецким деньгам росло стремительнее, чем поступали в обращение новые суммы. Следствие обгоняло причину. Хвост двигается быстрее собаки».

Задача обеспечения страны нужным количеством денег превратилась в крупную логистическую операцию, в которой были задействованы «133 типографии с 1783 печатными станками… и более 30 бумажных фабрик». В 1923 г. инфляция продолжала набирать силу, порождая жажду денег, которую Рейхсбанк не мог утолить даже после привлечения частных типографий. В стране, которая и без того захлебывалась бумажными деньгами, раздавались жалобы на нехватку денег в муниципальных образованиях, и в результате города и частные компании тоже стали печатать банкноты.

За несколько следующих месяцев в Германии произошло самое крупное обесценивание денег за всю историю человечества. В августе 1923 г.доллар стоил 620 000 марок, а к началу ноября 1923 г. — 630 млрд.

Цены на предметы первой необходимости исчислялись миллиардами: килограмм масла стоил 250 млрд, килограмм бекона — 180 млрд, проезд на берлинском трамвае, который до войны стоил 1 марку, теперь обходился в 15 млрд. Несмотря на то, что номинал банкнот достигал 100 млрд марок, чтобы расплатиться за любой пустяк, требовались целые охапки денег. Страну затопили бумажные деньги — их носили в сумках, бельевых и продуктовых корзинах, возили в тележках и даже детских колясках.

Речь шла не только об огромных цифрах. Головокружительной была скорость, с которой росли цены. За последние три недели октября они подскочили в 10 000 раз, удваиваясь каждые несколько дней. Пока вы пили чашку кофе в одном из многочисленных берлинских кафе, цены могли удвоиться. Деньги, полученные в начале недели, к концу ее теряли 0,9 своей покупательной способности.

   
Говорить о цене на что-либо стало бессмысленно, поскольку цифры менялись на глазах. Материальная сторона жизни превратилась в гонку.Рабочим, которым в свое время платили еженедельно, теперь выдавали зарплату ежедневно, вручая пухлые пачки банкнот. Каждое утро огромные грузовики с бельевыми корзинами, наполненными деньгами, выезжали из типографий Рейхсбанка и ехали с одного завода на другой, где кто-нибудь, вскарабкавшись наверх, швырял огромные пачки денег вниз,
угрюмой толпе рабочих, которым потом давалось полчаса, чтобы сбегать в магазин и отоварить деньги, пока те не обесценились окончательно. Люди хватали все, что попадалось под руку, чтобы при случае обменять на предметы первой необходимости на одном из блошиных рынков, которые теперь появились на каждом углу. 

Необходимость вычислять и пересчитывать цены в миллиардах и триллионах сделала любые коммерческие расчеты практически невозможными. Немецкие врачи даже открыли новое странное расстройство, которое они назвали «цифровой удар». Страдающие от него оставались внешне нормальными за исключением, как писала газета New York Times,«непреодолимого желания писать бесконечные ряды цифр и заниматься вычислениями, более сложными, чем самые запутанные логарифмические задачи». Абсолютно здравомыслящие люди заявляли, что их возраст составляет 10 млрд лет или что у них 40 трлн детей. Чаще других этим расстройством страдали кассиры, бухгалтеры и банкиры. Большинство людей просто перешли к меновой торговле или начали использовать иностранную валюту. Любая домашняя хозяйка, принадлежащая к среднему классу, отлично знала обменный курс марки к доллару за последний час.На каждом углу, в магазинах, и табачных лавках, и даже в жилых кварталах возникали крохотные бюро обмена, которые вывешивали снаружи информационные доски с последним обменным курсом.

Поскольку марка падала быстрее, чем поднимались цены, иностранцы могли позволить себе жить на широкую ногу. Квартиру в Берлине, которая до войны стоила 10 000 долларов, можно было купить всего за 500 долларов. Американский литературовед Малкольм Каули, который в то время жил в Париже и приехал в Берлин навестить своего друга журналиста Мэтью Джозефсона, писал: «При зарплате 100 долларов в месяц Джозефсон жил в двухэтажных апартаментах с двумя служанками, его жена брала уроки верховой езды, обедали они в самых дорогих ресторанах, давая чаевые оркестрантам. При этом он коллекционировал картины и занимался благотворительностью, помогая нуждающимся немецким писателям, — и все же быть счастливым в этом безумии было невозможно». За сотню долларов житель Техаса снял на вечер всю Берлинскую филармонию. Контраст между расточительством иностранцев — среди них было много французов и англичан, а также поляки, чехи и швейцарцы — и тяготами повседневной жизни среднего немца, который пытался свести концы с концами, еще больше усиливал недовольство Версальским договором.

Инфляция повлияла на классовую структуру немецкого общества сильнее, чем любая революция. Богатые промышленники жили припеваючи. Они владели реальными активами — заводами, землей, товарами, которые резко поднялись в цене, а их долги уничтожила инфляция. Рабочие, особенно объединенные в профсоюзы, тоже, как ни странно, процветали. До 1922 г. их зарплата не отставала от инфляции, а рабочих мест было предостаточно. Лишь на последних этапах, в конце 1922 — начале 1923 г., когда кризис доверия привел к сбоям в денежной системе и экономика вернулась к меновой торговле, они оказались без работы.
      
Больше всех пострадали те, кто был спинным хребтом Германии, — гражданские служащие, врачи, учителя и преподаватели университетов. Государственные облигации и банковские депозиты, в которые они всю жизнь методично и предусмотрительно вкладывали свои сбережения, внезапно обесценились. Получая скудную пенсию или жалованье, на 0,9 съеденные инфляцией, нередко они были вынуждены расстаться с последними крупицами собственного достоинства. Бывшие чиновники
становились банковскими служащими, семьи среднего класса сдавали комнаты жильцам, университетские преподаватели просили подаяния на улицах, а юные барышни из респектабельных семей становились проститутками.
 
Сложившаяся ситуация была на руку спекулянтам. Скупая по бросовым ценам дома, драгоценности, картины, мебель у семей среднего класса которые остро нуждались в деньгах, монополизируя рынок товаров, которые были в дефиците, наживаясь на импортированных товарах и дальейшем разрушении валюты, они обогатились сверх всяких ожиданий.
 
Традиционные ценности, которые обеспечивали стабильность немецкого общества и упорядочивали его структуру, были забыты. Стефан Цвейг, пытаясь отразить дух времени в своей автобиографии, писал:«Что за дикое, анархическое, невероятное время — те годы, когда в Австрии и Германии вместе с убывающей ценностью денег стали шаткими все прочие ценности! Эпоха вдохновенного экстаза и дикого надувательства, беспрецедентная смесь нетерпения и фанатизма. Все, что было экстравагантно и загадочно, переживало золотые времена».
 
Конец выдержки из книги.
 
 
Вопреки очевидным фактам и тенденциям, тем не менее, хочется верить, что Украина сможет избежать подобных картин апокалипсиса, но почему-то моя вера с каждым днем уменьшается как шагреневая кожа.