В карьере банкира это уже не первый кризис. В 2006 году, когда в Венгрии вспыхнули антиправительственные протесты, он возглавлял правление «дочки» Commerzbank. В 2007 переехал в Москву, где также возглавил Commerzbank. Ровно через год финансово-экономический кризис пришел в Россию.

Большого оптимизма по поводу бизнеса в «этой стране» банкир не испытывает. Представлять Украину без поддержки доноров не хочет.

Как банк пережил 2015 год? Оправдала ли ситуация в экономике и в банковском секторе ваши худшие прогнозы?

Никто не ждал что в конце 2015 года ситуация заметно улучшится. Но и того, что все будет так же плохо, как в первом квартале, не ждал никто. В целом, мы закончили год достаточно благополучно, несмотря на убытки.

Что мы видели в конце прошлого года? Курс стабилен, макроэкономика оттолкнулась от дна, местные выборы прошли без негативных последствий, конфликт на Востоке заморожен. Стрельба продолжается, но обострения нет.

Чего ждете от 2016 года?

Я уже не такой оптимист, каким был в прошлом году. 2016 год начинается не лучше, чем начинался 2015. Мировые рынки играют против Украины. Падают цены на основные экспортные продукты Украины — металл и сельхозпродукцию. Обостряется политический кризис. Международный валютный фонд ставит продолжение программы под сомнение.

Я думаю, что без МВФ в этой стране будет полный хаос, непонятный курс, гиперинфляция.  Даже думать об этом не хочу. Зачем пугать себя? Посмотрим, как разрешится политический кризис.

Что обо всем этом думают акционеры банка?

Они реагируют достаточно спокойно, ведь со стороны не заметны эти мелкие изменения, на которые мы обращаем внимание. Они видят, что здесь все плохо. Но это не новость. Плохо было в прошлом году, позапрошлом и в этом году тоже будет плохо. Поэтому резких изменений в стратегии не запланировано. Если программа с МВФ будет сворачиваться, тогда стоит ожидать изменений в стратегии.

В таком случае ОТП может и вовсе уйти из Украины?        

Без МВФ уйти с этого рынка не представляется возможным даже для тех, кто в отличие от ОТП Банка, хотел бы это сделать. Это было невозможно сделать еще в 2014, 2015 году. Наверное, существует какая-то градация этой невозможности.

Почему без МВФ уйти с рынка невозможно?

В условиях неблагоприятного инвестиционного климата, во многом зависящего от дальнейшего сотрудничества с МВФ, интерес к украинскому рынку низкий. Желающих покупать банки нет.

НБУ закончил стресс-тестирование вашего банка. Каковы результаты? Нужно увеличивать капитал?

Оценка качества нашего портфеля НБУ совпала с нашей собственной. Мы — один из немногих банков, которые уже завершили процесс увеличения капитала. Мы начали этот процесс в августе, закончили в декабре 2015 года. В течение 2015 года акционер вложил в банк $210 млн. Кроме того, мы погасили субординированный долг ЕБРР. Это говорит о том, что акционеры настроены серьезно.

Ваши убытки в прошлом году — 2,9 млрд гривен. Почему так много?

90% убытка — из-за переоценки валютного портфеля. Валютные кредиты банк выдавал до 2008 года. В 2013 году средний курс доллара был 8, в 2014 — 12, а в 2015 — уже 22.Валютные заемщики едва гасили кредиты по курсу 8. А когда он вырос, и вовсе прекратили платить. Под курсовую разницу пришлось сформировать резервы.

А кого вы кредитовали в 2015 году?

Мы активны и в корпоративном, и в розничном сегменте. Розничный бизнес движет POS кредитование (незначительный спрос на кредиты наличными). В декабре 2015 года мы зафиксировали лучший результат. Я рассчитываю на увеличение нашей доли на рынке кредитных карт. Что касается корпоративного бизнеса, то, при огромном количестве сделок их размеры настолько малы, что эта активность едва заметна. Клиенты предельно осторожны.

Кто для вас самый проблемный заемщик?

Это валютные кредиты. Мы разбираемся с этими клиентами уже восьмой год, успели привыкнуть. Мы формировали резервы под эти проблемные кредиты и в 2012 и в 2013, и в прошлом году, поэтому мы фиксируем такие большие убытки.

Сколько у вас валютных заемщиков?

Не более 5 000. Почти половина из них – неплатежеспособные.

Как вы работаете с ними? Клиенты соглашаются на ваши условия по реструктуризации?

У нас нет наших условий. Есть договоренности. Розничным клиентам мы предлагаем конвертацию со скидкой.

Если у клиентов сравнительно небольшие суммы кредитов — около $20 000, они продолжают платить в долларах. Вторая группа клиентов — с суммами порядка $40 000 — идет на конвертацию с дисконтом. А есть третья группа с самыми большими суммами задолженности – порядка $60 000. Они идут не на переговоры с банком, а на Майдан. Это уже не социальная проблема, это борьба тех заемщиков, которые пытаются что-то выиграть у банка. Если клиент готов договариваться, мы можем сделать конвертацию, установить льготные процентные ставки и простить часть долга. Я не говорю о том, что все клиенты, которые отказываются от конвертации — мошенники. Но у большинства из них — мошеннические мысли. Иногда я думаю, что неплохо было бы переговоры с такими заемщиками показывать в прямом эфире.

Вот, например, был один разговор с представителями «кредитного майдана». Они жаловались, что у нас неправильные оценки. Я им говорю «Вы думаете, что наша оценка в $30 000 — неправильная, а ваша квартира стоит, например, $20 000. Готовы вы договариваться на $20 000?». И в ответ слышу: «Нет!  Если у меня есть эти 20 тысяч, но я не буду с вами договариваться. Я куплю себе новую квартиру, буду судиться с вами еще 5 лет, а квартиру буду сдавать в аренду и оплачивать адвокатские услуги». Вот это отношение кредитных ипотечных заемщиков к банку. Таких клиентов очень много.

А среди корпоративных клиентов, есть ли те, кто отказывается платить?

С теми, кто не хочет договариваться, мы судимся. Опять же, в основном с теми, кто занимал до 2008 года. Чем ближе клиент к власти — бывшей или нынешней — тем выше вероятность того, что он не будет договариваться, рассчитывая на административный ресурс давления на суды. Это очень специфичная клиентская база, очень специфичные кредиты. И это все было в прошлом.

А сейчас?

Не скажу, что сейчас у нас нет проблем с платежной дисциплиной. Однако это несущественно. Можно говорить, что портфель с середины 2014 года не ухудшается. Да, некоторые клиенты сталкиваются с проблемами. Катастрофически упал авторынок, по кому-то сильно ударила торговая война с Россией. Но клиенты понимают, что мы уже не кредитор и заемщик, а партнеры. Когда ты ответственный предприниматель и у тебя есть работающий бизнес, совсем другое отношение и к банку.

Мы уже смирились, что есть и проблемные клиенты. Нужно просто формировать резервы. А с теми, кто не идет на переговоры, судиться.

Успешно судитесь?

В последнее время в большинстве случаев мы выигрываем, поэтому жаловаться на судебную систему мне не с руки. Но в судах ничего приятного нет. Во-первых, это просто очень дорого. Во-вторых, порой бывают такие решения, за которые лично мне бывает стыдно (берется за голову — «Минфин»). Когда это решение просто кричит о коррупции. Был у нас такой случай в Ивано-Франковской области по одному небольшому кредиту. Клиент взял кредит, перестал его погашать. Мы эти факты доказали в суде. И суд отказал на основании заявления клиента, что мы не имели права выдавать ему этот кредит. (Называть компанию отказался — «Минфин»).

Еще один случай. Мы продали задолженность одного заемщика. И вот в 2014 году  меня вызывают в прокуратуру. Оказывается, он написал в заявлении, что продав его кредит, я нанес ущерб своему банку. Абсурд…

НБУ с середины прошлого года отчитывается о притоке гривневых депозитов в систему. Подтверждаете?

Приток есть с сентября. Вообще мы — один из четырех банков, которые в период с 1 января 2014 по 30 сентября 2015 смогли увеличить портфель. За этот период наш розничный гривневый портфель увеличился на 24%. Конечно, на нас влияет конъюнктура рынка. Но когда у крупнейших банков были оттоки, мы привлекали больше депозитов. Потому что мы — надежный европейский банк. И я горжусь этим результатом.

В корпоративном бизнесе у нас вообще отличный результат. За два года с начала 2014-го корпоративный гривневый портфель вырос на 117%.

Ваши цели на 2016 год?

Цели зависят от конъюнктуры. Я мечтаю, чтобы политики, наконец, осознали серьезность ситуации. Надеюсь, что политические кризисы будут решены и не толкнут гривну в свободное падение.

Если все будет нормально, то мы хотим увеличить кредитование, как в розничном, так и в корпоративном бизнесе. Понятно, что придется оглядываться на риски. Тот корпоративный бизнес, который мы кредитуем — это на 70% уже существующие клиенты. Беда в том, что клиенты запрашивают минимальные суммы. Кредитование больших и средних клиентов превращается в мелкий бизнес. С такими масштабами тяжело наращивать портфель. В этом году я жду только небольшого роста в этом сегменте.

Какой сектор экономики для вас в приоритете?

Не новость,  для нас имеет большое значение агробизнес. Главное, чтобы у заемщика быстро оборачивались деньги, процентные ставки очень высокие.

Что скажете о реформах Нацбанка? Некоторые банкиры считают, что реформы могли бы продвигаться быстрее. Кто их тормозит?

Я уже неоднократно говорил, что очень высоко оцениваю действия Нацбанка. То, что делает Нацбанк — это образцово-показательно, и все остальные государственные ведомства должны идти и учиться у них. Те реформы, которые они уже проведены, впечатляют. И я ожидаю, что они будут продолжаться. В первую очередь, говорю о надзорной функции Нацбанка, так как денежно-кредитная политика, в частности курс гривны — это совершенно другая тема для обсуждения. Речь об очищениие банковской системы. Как известно, есть новые требованиях по капиталу, продолжается стресс-тестирование банков. Все это очень правильно и это должно быть завершено.

А что препятствует реформам? Я могу судить только по публичной информации. В Раде — больше двух десятков законопроектов НБУ. Они просто лежат, никто ничего не одобряет.

К вам приходят клиенты из ликвидируемых банков?

Да, но их немного. Мне трудно представить, что в тех малых банках, которые обанкротились, есть что-то, кроме отмывания денег и обслуживания кэптивных клиентов. Допускаю, что есть исключения, я не хочу никого обидеть.

Недавно Национальный банк ужесточил требования к финансовому мониторингу. Проводить операции клиентов стало сложнее?

В разы. Но тут есть две стороны медали. Частично это дополнительная бюрократия, которую Нацбанк на нас перекладывает, и у которой нет экономического смыла. Мантра Национального банка «Знай своего клиента» только в теории звучит просто, реализовывать это требование намного тяжелее. Однако, ситуация сейчас такая, что надо бороться с отмыванием денег.

Мы в этом направлении делаем много. Например, по просьбе Нацбанка внедряем новые ИТ-системы, которые будут препятствовать отмыванию доходов. Это — не наши секреты, поэтому не буду ничего разглашать. К лишней бюрократии я отношусь с понимаем. Это неприятно, но мы вынуждены двигаться в этом направлении.

Этим и я лично много занимаюсь. Если я нахожусь в отделении, беру с собой список клиентов и спрашиваю сотрудников: «Вы знаете этого или этого клиента? Чем он занимается?». Это своего рода воспитательная мера.

У департамента финансового мониторинга НБУ были замечания к вашему банку?

К нам претензий со стороны Нацбанка не было.

Когда я в прошлый раз общался с одним из зампредов Нацбанка о финмоне, он мне сказал, что там классная команда, но проблема в том, что они все из хороших банков. Кстати, наш бывший сотрудник сейчас — один из руководителей финмона в НБУ, точнее он заместитель начальника департамента.  Поэтому они даже представить себе не могут, что происходит в остальной части банковской системы.

У меня недавно была похожая ситуация. Мне сказали, что сотрудникам отдела финансового мониторинга необходимо много платить. Сначала я удивился. Зачем платить много, это же не ядерная физика? Но, в конце концов, я понял, что в мелких банках им принято много платить, так как их заставляют делать незаконные операции. Но у меня такого нет.

Вопросы от читателей

Что бы господин Тамаш Хак-Ковач сделал для валютного рынка, если бы он был президентом?

Я не знаю, как насчет президента, но если бы я был главой НБУ, то я бы уже давно подал в отставку. Потому что, когда ты не чувствуешь политической поддержки, работать очень сложно. Поэтому я очень уважаю Гонтареву за то, что она до сих пор остается на этой должности.

Курс отражает общую геополитическую ситуацию, которая не меняется уже полтора года. Курс также отражает ситуацию на мировых рынках и неопределенность в политике. Даже Алан Гринспен не смог бы ничего сделать в этой ситуации. Чудес не бывает.

Мобильный банкинг. Когда появится полнофункциональное мобильное приложение?

Мы сейчас разрабатываем новые системы — это и онлайн клиент-банк и мобильное приложение. Клиент-банк мы поменяли полностью. У нас было венгерское решение, мы поменяли его на украинское, предусматривающее новый функционал. Мобильное приложение тоже будет, но все это работает пока в тестовом режиме.

При этом мы понимаем, что в Украине пока на отделения идет основная нагрузка. Тут есть две причины. Во-первых, большинство операций происходят с наличными. Во-вторых, по данным с недавней банковской конференции CIS Bankers, проникновение интернета в Украине еще достаточно низкое: среди группы 45-54 года — всего 14%. Зато в группе 25-40 — около 30%. Международный опыт показывает, что люди массово начинают пользоваться онлайн-банкингом, когда проникновение превышает 60%. Поэтому это еще очень длинный путь, хотя и в наших интересах.

Беседовала Кристина Болотова