Итак, что же собой представляет кризис еврозоны сегодня. Принято считать, что основная беда заключается в том, что единая валюта не соответствует потребностям стран-членов ЕС, и что экономические различия данных стран, в конечном итоге, потребуют отказаться от евро.

Среди наиболее гибельных различий между странами чаще всего называют различия в уровне экономического роста, в уровне безработицы, а также в огромной несоразмерности текущих платежных балансов. Все эти различия отражены в разнице затрат на рабочую силу из расчета на единицу продукции. В итоге происходит отток капитала из неблагополучных стран в так называемые безопасные гавани.На самом деле усилия правительств и международных организаций вполне конструктивны.

Все это мы наблюдаем в еврозоне, в особенности в ее периферийных странах. Риски для капитала начали превышать допустимый уровень в 2009 году, а затем возросли еще больше в 2011-2012 годах. Отток капитала стал безудержным в 2011 году.

Но, если задуматься о том, что может лежать в основе такого типа движений капитала, подозрение должно упасть также на нерациональную политику, характерную, в том числе, и для стран, далеких от еврозоны. В Европе такие страны, как Великобритания и Венгрия, в такой же степени подвержены структурным недостаткам, как и некоторые периферийные страны еврозоны. Гибкость обменного курса не сильно им помогла, или же они предпочли не прибегать к этому инструменту.

Более того, есть страны со столь же тяжелым, если не более тяжелым, бременем государственного долга, как у периферии ЕС: достаточно вспомнить США и Японию. У других стран, таких как Норвегия и Швейцария, имеется профицит текущего платежного баланса свыше 10% от их ВВП, но они противятся ревальвации своей валюты.

Стоит вспомнить, что на протяжении десяти лет до 2005 года Германию называли слабым звеном Европейского союза. Да, Германия была неконкурентоспособной, когда вошла в еврозону: из-за избыточного повышения заработных плат и цен после воссоединения страны — впоследствии данную проблему удалось решить с помощью структурных реформ, проведенных в рамках единой валюты. Нечто подобное происходит с новым членом еврозоны — Эстонией, которая благодаря строгому сдерживанию заработных плат обеспечила себе конкурентоспособность на едином рынке за короткий период времени.

Если проблемы, как мы видим, решаются, почему же тогда существуют столь сильные сомнения в том, что евро может выжить? Раздаются голоса о том, что попытки преодолеть кризис в периферийных странах обречены на неудачу, и что жертвование демократией в этих странах для сохранения целостности валютного союза —  слишком высокая цена.

На самом деле усилия правительств и международных организаций вполне конструктивны. Кто бы поверил год назад в то, что станет возможным налогово-бюджетное соглашение, принятое в марте? Позитивные результаты этого шага очевидны.

Конечно, во многом нам приходится продвигаться наощупь. Перед нами немало вопросов. Все ли диагнозы верно поставлены? Смогут ли страны-должники придерживаться жестких программ реформирования или же их граждане отвергнут строгую экономию? И смогут ли лидеры стран-кредиторов победить популистскую ответную реакцию у себя дома?Моделью для будущих Соединенных Штатов Европы является Швейцария.

Нам необходимо конструктивное сотрудничество, направленное на поиск вариантов более эффективного использования ресурсов. Например, межгосударственные миграционные потоки, несомненно, необходимо сделать более легкими и привлекательными. Высокого уровня безработицы, в частности, среди молодых квалифицированных работников, можно избежать, если страны-кредиторы, которым требуются мигранты для оживления своей собственной рабочей силы, смогут их привлекать.

Рост иммиграции привел бы в итоге к росту уровня доходов, сократив расходы проблемных стран на пособия по безработице. Повышение мобильности рабочей силы внутри ЕС также способствовало бы формированию более открытого европейского мышления и, таким образом, ослабило бы старые националистические предрассудки.

Итак, будет ли ЕС упорно двигаться в сторону политического союза, тем самым решая проблемы, которые образовались в последнее время, несмотря на все достижения? И каким должен быть этот союз?

Моделью для будущих Соединенных Штатов Европы является Швейцария — страна с четырьмя языками и национальностями, с сильными в налогово-бюджетном плане административно-территориальными единицами (кантонами), с единой первоклассной валютой, а также с федеральным правительством и парламентом, обладающими подлинной, пусть и ограниченной, налогово-бюджетной властью.

Если бы лидеры ЕС максимально использовали имеющиеся возможности, они могли бы добиться более ощутимого экономического роста в течение, по крайней мере, следующего десятилетия. И 2,5% ежегодного прироста не показались бы недостижимыми.

Да, необходимо оказывать более щедрую поддержку проблемным странам, потому что евро необходимо сохранить. Финансовые рынки будет легче убеждать, если подобная поддержка будет дополняться принятием странами-получателями налогово-бюджетного соглашения, если руководство этих стран будет действовать решительнее. В Грецию необходимо привлечь антикоррупционных чиновников из США, итальянских специалистов по эффективному налогообложению, немецких экспертов по приватизации и испанских профессионалов сферы туризма, чтобы ускорить темпы модернизации.

Все это и будет планом Маршалла для периферии. Не секрет, что проблемным странам ЕС более всего требуются не деньги, а планирование и административные возможности для того, чтобы эффективно тратить эти деньги. А с эффективностью пока проблемы. За последнее десятилетие Греция смогла использовать только пятую часть доступных ей средств ЕС на модернизацию. Сегодня ЕС не может позволить себе такой расточительности.

Норберт Вальтер, бывший главный экономист Deutsche Bank Group, в настоящий момент руководитель исследовательского подразделения банка Deutsche Bank Research, Франкфурт

ef=«liga.net/»>Источник