О доплатах военным
Задача — найти решение, которое будет максимально полезным для Вооруженных сил и подъемным для фискальной части. Чтобы мы могли это обеспечить за счет собственных поступлений.
Пространство для компромисса есть. То, что предложено правкой к закону (вернуть доплаты военным в 30 тыс., которые были отменены в феврале, — ред.), не устраивает абсолютно никого, потому что это убирает мотивацию… реально воевать, а не сидеть в тылу.
Я не готов сейчас говорить о частичном возврате доплат. Но мы готовы слушать [военное командование] о конкретных категориях, которые нужно мотивировать.
Подчеркиваю, что бюджет на сектор обороны не уменьшается, а наоборот растет. Текущего бюджета достаточно для ведения военных действий до конца 2023 года, но я не исключаю корректировок.
У нас точно стало больше понимания первоочередных потребностей сектора безопасности и обороны. Но я не скажу, что у нас есть стопроцентное понимание ситуации или контроль за осуществлением закупок и денежного довольствия. Злоупотребления есть, и перекосы все еще есть. Но мы не можем существенно и жестко контролировать эту сферу, поскольку у нас война.
Единственный способ борьбы со злоупотреблениями — возобновление прозрачных закупок, насколько это возможно в условиях войны.
Читайте также: Возврат доплат военным в тылу: из чьих карманов возьмут 150 миллиардов
О дефиците бюджета и источниках его покрытия
[Кроме ранее анонсированных €18 млрд от ЕС и $10 от США] — От Канады мы уже получили $1,8 млрд, рассчитываем на кредит Японии через Всемирный банк на $3,5 млрд. Британия — $1 млрд. Далее — меньшие суммы от Испании, Швейцарии, Португалии, Норвегии. В общей сложности набирается $42,3 млрд, которых вполне достаточно, чтобы профинансировать потребности до конца года. На сегодня мы уже получили $16,7 млрд.
Объективно ситуация контролируема, важным фактором этого является программа с МВФ, которая способствует сохранению доверия к нам со стороны партнеров.
Процесс [планирование бюджета на 2024-й] стартовал, есть понимание, опять же благодаря четырехлетней программе с МВФ. Также надеемся частично восстановить среднесрочное бюджетное планирование. С бюджетом на 2024 год мы предложим показатели на следующий бюджетный период.
О плане Fast Recovery: где взять $14 млрд на восстановление
$3,3 млрд уже есть в бюджете, остается привлечь $10,8 млрд. Мы рассчитываем, что партнеры помогут нам профинансировать эти потребности. Уже есть понимание намерений наших партнеров: США $2,3 млрд ($0,8 млрд на энергетику, $1,5 млрд на восстановление), ЕС — €1 млрд, Япония $600 млн. Через фонд UTRF Всемирного банка уже привлечено $852 млн от ряда стран. Также экспортно-кредитное финансирование от Великобритании (UKEF), Италии (SACE), Франции (BpiFrance).
Остается $6,5 млрд. Но здесь я хотел бы отметить, что даже если эти средства, условно, завтра появятся и мы не сможем их быстро использовать, меня спросят как министра финансов, почему у нас деньги лежат на счетах и не двигаются. Эти средства не дают ни на какие цели. Под каждым из пяти определенных приоритетов для восстановления должны быть четкие проекты.
Цикл проектов достаточно сложный и длительный. Это включает предпроектные работы, технические задачи и технико-экономическое обоснование (ТЭО). Только закупки ТЭО могут занимать до 60 дней, сама подготовка обоснования — до полугода. Далее — проектирование. То есть стадия ТЭО, стадия проекта, стадия рабочего проекта. Это документация с расчетами, чертежами, со всем, что нужно для старта строительства.
Поэтому не стоит формировать ожидания, что нам дают деньги и мы сразу строим. По новым проектам, начиная от идеи до сдачи объекта, может пройти 44 месяца. Если упрощенная процедура — это 30 месяцев. Если капитальный ремонт — до двух лет. Текущий ремонт — в пределах года.
Поэтому я сфокусировался бы сейчас на подготовке технико-экономических обоснований проектов, чтобы потом под них искать конкретных доноров, которые готовы будут это профинансировать. Максимум, что можем быстро построить — это инфраструктура.
Читайте также: Канада объявила о новом пакете военной помощи Украине на $29 миллионов
О ставках по ОВГЗ
Будет ли понижение? Будем смотреть. Зависит от того, как рынок будет реагировать. Если мы при существенном снижении ставок упустим возможность заимствовать, я считаю, что это может быть большей проблемой.
Замечу, что недавно Нацбанк улучшил свои прогнозы по инфляции. Это свидетельствует о росте реальной доходности по всем инструментам Минфина. Стабильная макроситуация, увеличение международных резервов и улучшенные инфляционные ожидания дают нам основания полагать, что доходности по ОВГЗ достигли своего пика, и прогнозировать постепенное снижение ставок по ОВГЗ при условии отсутствия существенных шоков.
Но эти вещи довольно чувствительны, поэтому важно не создать чрезмерных ожиданий на рынке.
С начала полномасштабной войны и по состоянию на 10 мая по находящимся в портфеле НБУ ОВГЗ Минфин уплатил 80,5 млрд грн. Если бы у нас была критическая ситуация с бюджетом, конечно, мы бы этот вопрос ставили более серьезно. Но у нас конструктивный диалог с НБУ. Нацбанк перечислил в бюджет большую сумму, 72 млрд грн. Мы с пониманием относимся к тому, что есть определенные процедуры и эти средства мы можем получить в бюджет только после утверждения годового аудированного отчета НБУ.
Читайте также: Фонд гарантирования инвестировал более 21 миллиарда в ОВГЗ
О перезагрузке налоговой, таможни и БЭБ
К каждому из этих органов есть вопросы как у бизнеса, так и у граждан. Думаю, все три структуры действительно нуждаются в перезагрузке.
Относительно таможни мы сейчас активно отрабатываем варианты, как сформировать общеприемлемое видение реформирования с участием международных организаций, в частности, в части кадрового отбора. Потому что при интеграции в ЕС таможня занимает значимое место.
Налоговая действительно пытается выполнять плановые показатели, и с точки зрения процессов это более структурированный и системный орган, чем таможня. Но учитывая постоянный запрос на системные изменения, в частности, в части администрирования, этот вопрос также назревает.
Я не сторонник подхода, когда перезагрузка ассоциируется с кадровыми назначениями. Раньше я считал, что действительно, обретя профессионалов, ты определенным образом снимаешь с себя ответственность. Но так не происходит, к сожалению.
Важно понять, на каком этапе можно нивелировать человеческий фактор. Я считаю, что любое взаимодействие с бизнесом — это уже коррупция. Все должно быть автоматизировано. Я бы хотел создать условия, при которых мы уберем любые возможности бизнеса взаимодействовать с чиновниками, кроме частных случаев, четко определенных законом.
О «финансовом Рамштайне»
Следует отличать Рамштайн военный и межведомственную координационную платформу доноров. Она решает свои задачи по возможности. Есть много нюансов.
Как происходит военный Рамштайн? Наши представители понимают потребности, знают, где конкретно у кого и что есть, а потом все собираются вместе с партнерами. Поэтому это эффективно работает. Что касается платформы, мы с партнерами говорим о деньгах, а их просто так никто не дает, нужно об этом забыть. Сначала нужно показать конкретные проекты и как они будут внедряться. Это очень перспективная история. Надо дать возможность сформировать все необходимые бюрократические механизмы, чтобы у нас была инфраструктура, которая поможет налагать имеющийся ресурс с существующими проблемами и потребностями. Напомню, что даже в наиболее интенсивные годы большого строительства нам удавалось использовать не больше $6 млрд.
Поэтому задача и для нас, и для наших партнеров — сфокусироваться не только на том, как привлекать деньги, но и на их использование. То есть это опять-таки о подготовке проектов. Дальше уже мы сможем говорить об увеличении масштабов с $14 млрд, о которых речь идет сейчас, до 30 или 50 млрд в год. Но для этого требуются инвестиции. Условно, чтобы в сфере строительства у нас были представлены, например, и компании из стран G7.