К концу года мы ожидали курс 28-29 грн/$. Теперь все зависит от нового главы НБУ

О том, как долго продлятся тяжелые времена, сколько в этом году потратят из бюджета на антикризисные мероприятия и что будет с гривной, в интервью «Минфину» рассказал глава департамента макроэкономических исследований группы ICU Сергей Николайчук.

– Самой обсуждаемой финансовой новостью остается отставка главы НБУ. Многие эксперты уже напугали обывателей перспективой глубокой девальвации гривны из-за кадровых перестановок в центробанке. Какие, по-вашему, макроэкономические последствия будет иметь смена руководителя Нацбанка?

– Смена руководителя НБУ будет иметь влияние на экономику, если с приходом нового главы изменится политика регулятора.

Если кресло главы Нацбанка получит кандидат, который находится под олигархическим влиянием, и политика регулятора будет выражаться в лоббизме интересов отдельных персоналий, то велика вероятность, что в перспективе года-двух мы можем прийти к полноценному финансовому кризису, всплеску инфляции и потере доходов и сбережений граждан.

Если же Нацбанк продолжит концентрироваться на обеспечении ценовой и финансовой стабильности, то экономика не заметит кадровых пертурбаций.

Я думаю, что власти предпочтут развитие событий по второму сценарию, учитывая заинтересованность в его реализации большей части общества и западных партнеров.

– Украина понемногу выходит из карантина. Означает ли это, что мы прошли дно падения экономики?

– Я думаю, что да. Дно кризиса совпало с периодом карантина: в апреле, в разгар локдауна, у нас фиксировалось наибольшее падение по всем макроэкономическим показателям.

По маю мы уже видим небольшое улучшение. Особенно это проявилось в торговле: если в апреле этот сектор показал 12-процентное падение в годовом измерении, то уже в мае вырос на 0,6%.

В целом, по приблизительным прикидкам, если в апреле ВВП рухнул на 13%, то уже в мае падение замедлилось до 10%.

Июньская статистика должна быть еще лучше. Ведь карантинные ограничения начали снимать только в конце мая. Тенденция ускорилась в прошлом месяце. В июне мы видим восстановление транспорта, что помогает постепенному восстановлению и в других отраслях.

– Создается впечатление, что Украина переживает последствия локдауна не так катастрофично, как некоторые соседи. Например, та же Турция недавно вплотную приблизилась к ситуации 2018 года, когда турецкая лира потеряла половину стоимости за полгода.

В июньском докладе ОЭСР говорится, что в этом году российскую экономику ждет падение, которого не было с начала девяностых. Действительно ли у нас не все так плохо и почему?

– Как минимум, наша экономика переживает этот кризис не острее, чем другие, как это было, скажем, в кризис 2008-2009 годов. Или не так глубоко, как кризис 14-го года.

Причин тому несколько. Первая – специфика структуры украинской экономики. Она оказалась удачно приспособлена к особенностям коронакризиса: мы имеем довольно высокую долю в ВВП агросектора «плюс» растущий IT-сектор. А это как раз те сектора, которые вышли победителями из нынешней ситуации.

Украина является чистым импортером энергоресурсов. Значительное падение цен на нефть и газ стало очень сильным сглаживающим фактором. По нашим прогнозам, в этом году импорт энергоносителей сократится с $13 млрд до $7,5 млрд.

И, наконец, в структуре нашего национального продукта наиболее пострадавшие от кризиса отрасли занимают не такие большие доли, как в других странах. Если возвратиться к примеру Турции, то в структуре ее ВВП очень высока доля туристических услуг.

Мы же – чистый потребитель таких услуг. Например, в прошлом году украинцы потратили на путешествия $9 млрд. А иностранцы в Украине – чуть больше $1,5 млрд.

Ограничение заграничных поездок позитивно скажется на платежном балансе.

– Можно ли говорить, что устаревшая структура нашей экономики в этот раз сыграла для нас в «плюс»?

– В структуре нашей экономики доля услуг значительно меньше, чем в развитых странах. А нынешний кризис – прежде всего, кризис сферы услуг.

Но не менее важна и вторая причина, по которой наша экономика сейчас не выглядит наибольшим лузером: к кризису мы подошли без значительных макроэкономических дисбалансов.

– Что вы имеете в виду?

– Например, совершенно другая монетарная политика. В отличие от предыдущих лет, у нас нет такого девальвационного навеса.

Вместо того, чтобы бороться с девальвационным давлением, как это происходит в той же Турции, НБУ имеет возможность серьезно ослаблять монетарную политику и предоставлять дополнительные стимулы для экономики.

То же самое можно сказать и о фискальной политике. В последние годы дефицит нашего бюджета составлял около 2%. Серьезно снизилось соотношение госдолга к ВВП – с почти 90% в 12-том году до 50% сейчас. И это тоже дает возможность для маневра, в том числе и для увеличения бюджетного дефицита ради поддержки экономики.

Ну и последнее – в отличие от предыдущих кризисов, банковская система достаточно устойчива. А это дает возможность кредитоваться реальному сектору экономики вместо того, чтобы тратить средства на ресурсную поддержку самих банков.

– Но как раз отсутствие полноценного кредитования и стало во многом залогом стабильности банковской системы: нет кредитования – не наращиваются и риски невозвратов…

– Отчасти да: поскольку у нас не было такого кредитного бума, как перед глобальным финансовым кризисом, то нет и накопленных дисбалансов. Наоборот, мы сейчас начинаем с низкого старта: у банков есть возможность, есть ресурс для кредитования.

– Пока мы видим лишь сокращение кредитования. Можно ли его запустить сейчас?

– Тут нужно говорить о том, что низкие процентные ставки — важное, но не единственное условие. Так и не заработавшая в полную силу государственная программа поддержки малого бизнеса «5,7,9» — лучшее тому подтверждение.

Что же произошло? В предыдущие десятилетия Нацбанк позволял операции, которые приводили к накоплению дисбалансов, высоких рисков. Сейчас политика НБУ намного жестче. Более консервативными в плане оценки заемщиков стали и сами банки.

Поэтому даже на фоне снижения кредитных ставок я не ожидаю бума кредитования в ближайшие пару лет.

Чтобы это произошло, реальный сектор должен подтягиваться к стандартам, которые банки выдвигают к своим заемщикам. А это постепенный процесс.

– Какую макроэкономическую картину мы увидим в Украине, если мир и нашу страну накроет вторая волна вируса?

– Новая волна пандемии может быть, и не одна. Но сейчас и медицинская система подготовлена лучше, и мы видим прорывы в исследованиях вакцины и лекарств против коронавируса. Поэтому вряд ли повторится ситуация, которую мы видели, скажем, в той же Италии.

Да и национальные экономики уже адаптированы к таким потрясениям намного лучше. Поэтому правительства и других стран, и Украины уже не будут использовать такие топорные методы борьбы с пандемией, как тотальный локдаун.

Адаптивный карантин, который без сомнения, будет не так опасен для экономики. Мы в своих прогнозах пока предполагаем, что восстановление пойдет по такой траектории: сперва быстрый отскок. Это мы увидели уже в конце мая. По результатам июня картинка будет еще ярче.

Дальше, в 3-4 кварталах, перейдем к постепенному восстановлению.

– Почему снизятся темпы восстановления экономики?

– Это связано, во-первых, с внешним спросом, который будет восстанавливаться тоже постепенно. По мере восстановления глобальной экономики для нас будут ухудшаться условия торговли: постепенный рост цен на энергоносители и снижение цен на железную руду, которая является одной из основных статей экспорта Украины.

Во-вторых, из-за снижения доходов населения будет падать внутренний спрос. Безусловно, у правительства есть возможность для его стимулирования. В этом году у нас запланирован бюджетный дефицит почти в 300 млрд грн.

За первые 4 месяца он составил лишь 24 млрд грн. В мае-июне не было заметно больших бюджетных трат.

Поэтому весь фискальный стимул придется как раз на вторую половину года. Но это все равно не те возможности стимулирования, какие могут позволить себе развитые страны.

– Есть и другая проблема. Развитые страны планируют стимулирующие программы поддержки своих экономик, как минимум, на двухлетнюю перспективу.

Мир вовсю накачивает экономику деньгами, в том числе, и прямыми выплатами населению, чтобы поддержать конечное потребление. Мы же в этом смысле ограничены обязательствами перед МВФ не увеличивать льготы и соцвыплаты. Есть ли у нас возможность стимулировать экономику, не нарушая обязательства перед Фондом?

– Я бы не говорил так категорично, что программа сотрудничества с МВФ предполагает резкое сокращение фискальных стимулов.

В следующем году мы взяли обязательство сохранить бюджетный дефицит в пределах 4-5% ВВП. Да, это значительно меньше, чем 7,5% ВВП, оговоренные для бюджета текущего года. Но это фактически вдвое выше, чем уровень бюджетного дефицита последних 3-4 лет.

Так что выход из кризиса на основе программы сотрудничества с Фондом – это наиболее адекватное решение.

– То есть тактика выхода из кризиса у нас не будет отличаться от остального мира?

– Одинаков общий подход: основной стимул приходится на этот год. Дальше правительства, в том числе и наше, будут постепенно снижать этот допинг для экономик.

– Насколько критично сейчас Украина зависит от помощи МВФ?

– За последние годы наша экономика серьезно окрепла. А потому, скорее всего, сможет выжить и без новых траншей.

Но вопрос в том, чтобы не выживать, а развиваться. А для этого нужен кредитный ресурс. Финансовая поддержка МВФ, которая намного дешевле, чем рыночные заимствования, точно лишней не будет.

Кроме того, сотрудничество с МВФ – это своеобразный знак качества для внешних инвесторов, которые не особо доверяют нашей внутренней экономической экспертизе. Поэтому так важно оставаться в программе.

– Если уж мы заговорили об особенностях нашей экономики, нужно вспомнить и еще один интересный факт: несмотря на кризис, курс гривны остается относительно стабильным, т.е. фактически не отображает экономических реалий. Как долго будет сохраняться такая ситуация?

– Категорически не согласен с тем, что курс не отображает экономических реалий. Да, вложения в украинские ОВГЗ, которые часто называют главной причиной стабильности нацвалюты, — это тоже экономические реалии.

Например, в 13-м году доллар по 8 грн — тоже отображал экономические реалии, которые заключались в том, что для поддержания крепкой гривны НБУ сжигал свои резервы.

Главное сейчас — это баланс спроса и предложения. В наших прогнозах мы ожидаем, что ситуация немного изменится. Главных причин две.

Первая — ухудшение внешнеэкономических балансов, прежде всего, торгового. Это связано с восстановлением спроса на импорт и постепенным ростом цен на энергоносители. Вторая – серьезное смягчение монетарной политики НБУ.

Снижение его процентной ставки сделает вложения в гривневые активы менее прибыльными. Это будет стимулировать инвесторов, в т.ч. и внешних, понемногу менять свои гривневые портфели в инвалюте.

– Т.е. гривна все-таки будет девальвировать?

– Те изменения, о которых я говорил, не будут резкими.

Поэтому к концу года мы в своем июньском прогнозе закладывали курс 28-29 грн/$. Во многом этот прогноз сейчас зависит от будущих политик НБУ в связи со сменой руководства.

– Сейчас в мире активно пересматриваются производственные цепочки, производства переносят либо на родину, либо ближе к потребителю, в т.ч. к границам ЕС. Может ли Украина воспользоваться этим шансом?

– Не стоит обольщаться: конкуренция за инвестиции будет очень серьезной. Выиграют те страны, которые предоставят инвестором наиболее комфортные условия работы.

Для улучшения этих условий Украине еще предстоит очень много сделать – от создания надежной судебной системы и эффективной защиты прав собственности до современной инфраструктура и облегченного доступа к ней.

«Минфин»