Все слышали эти цифры, они постоянно фигурируют в прессе и отчетах НБУ. Но что они означают и откуда регулятор их берет? Можно ли им доверять и как еще можно оценить темпы роста цен в стране?
«Минфин» задал все эти вопросы непосредственно ответственному за них человеку - директору Департамента монетарной политики и экономического анализа НБУ Сергею Николайчуку.
Давайте с простого: что в НБУ вообще подразумевают под «инфляцией»? В прошлом году инфляция достигла 12,4% – что обозначает эта цифра?
Ценовая стабильность, о которой мы постоянно говорим, основана на индексе потребительских цен, точнее на низких темпах его роста в среднесрочной перспективе (3 – 5 лет). Потребительская инфляция – это сам процесс роста цен, ее индекс описывает скорость этого процесса.
Госстат – единственный источник этой цифры? У Нацбанка нет своих собственных подсчетов?
Если мы говорим об экономических показателях, это исключительная функция Госстата. Для своих аналитических целей мы подсчитываем другие показатели, но индекс потребительских цен – зона ответственности Госстата. Если нам непонятны какие-то тенденции или цифры в статистике, мы можем обратиться к ним за консультацией, чтобы они объяснили, почему посчитали именно так.
Большие проблемы с данными по инфляции у нас были 10 лет назад, когда цифры Госстата сильно отличались от реальной картины. Сейчас таких расхождений мы не видим.
Что сейчас мешает Госстату давать некорректные цифры?
В целом их данным мы полностью доверяем. Они регулярно общаются с нами, их статистика публикуется в различных международных сборниках. Агентства, которые этим занимаются, тщательно следят за ее достоверностью. Есть пример Аргентины, где данные по ценам были настолько далеки от реальности, что на какое-то время их вообще перестали публиковать. Потом в стране полностью сменили руководство службы статистики и поменяли методологию подсчетов. У нас ситуация и близко не напоминает аргентинскую, Госстат работает строго по международным методикам.
Данные по потреблению – откуда Госстат их берет? Есть какие-то гарантии, что они на сто процентов достоверны?
Госстат рассчитывает инфляцию на основании потребительской корзины. В нее входят разные группы товаров и услуг, каждая имеет свой удельный вес. Раньше проблема заключалась в том, что вес каждой группы Госстат устанавливал на основании опроса домохозяйств. То есть была ограниченная выборка респондентов, которая, по понятным причинам, не могла охватить все население. В этом году методика поменялась – структура зависит от статданных по конечным затратам домохозяйств за прошлый период. То есть теперь Госстат анализирует покупки всех домохозяйств – цифры они берут из отчетности предприятий. Этим занимается подразделение Госстата, которое рассчитывает ВВП.
В новой потребительской корзине удельный вес продуктов питания снизился с 55 до 38%. Уменьшилась и доля услуг ЖКХ, что выглядит не очень объективным. Как получается, что в структуре расходов населения они теперь значат меньше, хотя цены на них растут быстрее всего остального?
На мой взгляд, новая методика более объективна. Раньше данные полученные из опроса домохозяйств, были смещены сторону людей с меньшими доходами. Сейчас структура отражает потребление всех домохозяйств в Украине. То есть снижение доли какой-либо группы товаров – это результат объективных математических вычислений. Поэтому та структура весов, которую Госстат использует с начала этого года, отображает долю потребления украинцами конкретных услуг и товаров более точно.
Нацбанк в своих отчетах публикует показатель базовой инфляции. Что он показывает и для чего нужен? Что более точно описывает рост цен: базовая или потребительская инфляция?
Основной фактор, который влияет на цены – это монетарная политика центробанка. То есть количество и стоимость денег, которые он выпускает. Но на практике на инфляцию существенное влияние могут оказывать и другие факторы, особенно в краткосрочном периоде. Это, например, административно регулируемые цены, или сезонные товары (сырые овощи и фрукты и т.д.). Нацбанк не влияет на мировые цены на нефть или на металлы, он не может регулировать уровень урожая, тарифы ЖКХ и т.д.
Все, что входит в сферу влияния НБУ в большей мере, попадает в базовую потребкорзину, на ее основании вычисляется базовая инфляция. То есть базовая инфляция – это темпы роста цен, за исключением сезонных и административно регулируемых товаров. Она описывает общий тренд, то, куда и с какой скоростью в целом движутся цены. Индекс потребительских цен – это более волатильный индикатор, он сильно зависит от того, насколько сильно выросли/снизились цены под влиянием, например, повышения тарифов или сезонного удешевления овощей.
Не входят тарифы на коммунальные услуги и административно регулируемые цены (зависят от решения правительства), сырые продовольственные товары (зависят от урожая) и топливо (определяется ценой на нефть на мировых рынках). Принцип подсчета базовой инфляции такой же, как и у индекса потребительских цен.
В прошлом году разрыв между базовой инфляцией и индексом потребительских цен составил 6,6 процентных пункта (5,8% против 12,4%). Почему так получилось? Насколько это типичное явление?
В долгосрочном периоде эти два индекса почти идентичны, большие разрывы возникают ситуативно. Самый показательный пример – тарифы ЖКХ. Цены на них, в отличие от других товаров, не меняются каждый месяц. Поэтому в некоторые моменты, когда ЖКХ не растет, а остальные товары дорожают, индекс базовой инфляции может быть и выше, чем ИПЦ. Но потом в один момент коммунальные услуги дорожают за один месяц, скажем, на 50%. Это дает перекос в общем индексе уже в другую сторону.
Почему тогда НБУ таргетирует индекс потребительских цен, а не базовую инфляцию, раз она более показательна с экономической точки зрения?
У нас была задача сделать нашу монетарную политику понятной широким слоям населения. Обычные люди не до конца понимают, что такое базовая инфляция. В большинстве своем они ориентируются на индекс потребительских цен. И это логично. Конкретному индивидууму важно, насколько повышается для него лично стоимость жизни в определенный момент.
Большая часть стран, которая практикует инфляционное таргетирование берет за основу общий индекс. Есть пример Чехии, которая переходила к инфляционному таргетированию на основе базовой инфляции, но в итоге отказалась от этой идеи в пользу ИПЦ. Показатель базовой инфляции нужен больше самому Нацбанку – для анализа тенденций в экономике, для принятия итоговых решений.
«Принятие решений» – имеете в виду учетную ставку?
Да. Ставка – наш главный инструмент. Цена товаров выражается в количестве гривны, за которую их можно купить. Точно также и центробанк может устанавливать стоимость денег на межбанковском рынке. Дальше, через разные трансмиссионные каналы, учетная ставка транслируется на стоимость других активов. Например, на ставку по кредитам в коммерческих банках или ставки по гособлигациям. Эти ставки определяют решения компаний и домохозяйств, во что вкладывать деньги (в сбережения или в потребление) и когда. Повышая учетную ставку, мы стимулируем потребителя отложить определенную покупку на потом. Это снижает потребительский спрос, что, в свою очередь, влияет на цены.
Но влияние учетной ставки не мгновенно.
Да, по нашим оценкам, с момента изменения ставки до реального влияния на инфляцию проходит от 12 до 18 месяцев. Я говорю о максимальном эффекте. Из-за этого нам более интересны долгосрочные тренды, а не краткосрочные колебания цен, которые уходят сами по себе.
Какие еще монетарные инструменты, кроме учетной ставки, у вас есть? Нацбанк может краткосрочно повлиять на инфляцию?
В этом смысле можно упомянуть разве что обменный курс. В наших условиях этот фактор очень сильно влияет как на текущие цены, так и на инфляционные ожидания. На курс в среднесрочной перспективе мы влияем через ставку (логика сходная: гривна становится дороже не только по отношению к товарам, но и к иностранным валютам). В краткосрочной – через валютные интервенции.
Этого достаточно? Какие инструменты используют другие центробанки мира, которые тоже практикуют инфляционное таргетирование?
Использование ключевой ставки – это мейнстрим среди мировых центробанков. В нашем случае нужно говорить не столько о дополнительных инструментах, сколько о развитии межбанковского рынка, чтобы банки без помощи регулятора влияли на скорость движения денег, более активно торгуя между собой. Сейчас большая часть их операций проходит через Нацбанк. Это ограничивает наши возможности и тормозит движение денежных потоков. Хотя надо сказать, что полноценно межбанковский рынок в Украине толком никогда и не работал.
Теоретически, цену кредитных ресурсов бизнес переносит на себестоимость продукции, что закладывается в цены. В прошлом году цены производителей росли в три раза быстрее, чем ИПЦ – 35,7% за год. Чем это можно объяснить?
Динамика цен производителей в первую очередь зависит от стоимости сырьевых товаров. В 2015 году промышленные цены росли медленнее, чем потребительская инфляция (25,4 против 43,3%). Это связано с падением стоимости промышленной продукции на мировых рынках. Металлы, нефть, продовольствие – все подешевело. В 2016-м году наоборот, цены выросли, что отобразилось на стоимости промышленных товаров на внутреннем рынке: металлов, нефтехима, энергоресурсов.
Как сильно это влияет на потребительские цены? Есть ли какие-то компенсаторные механизмы, которые сглаживают последствия высокой промышленной инфляции?
Эффект переноса промышленных цен на потребительские сейчас ниже, чем был в прошлые годы. До 2008 года, когда курс был стабилен и экономический цикл в мире совпадал с подъемом внутри страны, цены производителей реагировали на приток валютной выручки быстрее, чем сейчас. Через 3-6 месяцев они уже переносились на потребительский уровень.
В условиях плавающего обменного курса ситуация изменилась. Когда мы видим, что цены на металлы в мире растут, это с одной стороны давит на промышленную инфляцию, а с другой – укрепляет курс гривны. Для потребительской инфляции курс – это более серьезный фактор, он способствует замедлению роста цен. В 2015 году был обратный процесс: мировые цены падали, цены производителей росли медленнее. Но за счет девальвации гривны ИПЦ рос гораздо быстрее.
Производители будут как-то закладывать новую минимальную зарплату в свои цены?
Их цены зависят больше от внешней конъюнктуры. Поэтому «3200» отобразится на промышленной инфляции минимально, зато в большей степени повлияет на потребительские цены.
Каким будет разрыв между базовой инфляцией и индексом потребительских цен в этом году?
По ИПЦ у нас прогноз 9,1%, по базовой инфляции – 6,3%. В этом году рост тарифов будет влиять на инфляцию уже не так сильно.
9,1% — это уже выше, чем нижний порог таргета НБУ на этот год. Если наша экономика подвержена влиянию такого количества разных факторов, почему Нацбанк определил такие сравнительно низкие таргеты по инфляции на эти три года?
Мы исходили из того, что инфляционный шок 2015 года, вызванный серьезной коррекцией курса гривны (в начале года) и ухудшением внешней конъюнктуры, имеет краткосрочный характер. В своих прогнозах мы не ошиблись: колебания курса с середины 2015 года были, но их нельзя назвать чрезмерными, плюс уже во втором квартале инфляция сильно замедлилась. Поэтому траектория «12 – 8 – 6» даже тогда, в 15 году, выглядела вполне реалистично.
К тому же привести базовую инфляцию даже к 5% можно очень быстро – за счет жесткой монетарной политики. Но мы знали, что нас ждет несколько этапов повышения административных тарифов. Из-за этого фактора индекс потребительских цен все равно бы вышел за пределы 10% в 2016 году.
То есть о графике повышения тарифов вы знали заранее?
Конечно. Но рост тарифов был большим, чем мы закладывали в наш прогноз. Помогло, что жизнь внесла другие коррективы: например, мы не закладывали в наши прогнозы предположения, что Россия введет санкции против Турции, и ее товары хлынут на наш рынок, обвалив цены на помидоры или цитрусовые.
Среднесрочная цель Украины по инфляции установлена на 5%. Почему именно пять, а не четыре или два?
Обычно уровень оптимальной инфляции другие страны оценивают в диапазоне от 2 до 4%. Для Украины более высокий уровень обусловлен тем, что экономика больше подвержена разным шокам. С другой стороны, мы считаем, что продуктивность труда у нас в ближайшие годы будет расти быстрее, чем у стран-конкурентов. Поэтому быстрее будут расти и номинальная зарплата и, соответственно, цены.
Предположим, Украина успешно вышла на 5% инфляции. Что потом? Изменится ли как-то монетарная политика Нацбанка? Какие альтернативы инфляционному таргетированию вообще возможны?
В принципе, определять дальнейшую стратегию – это прерогатива Совета НБУ. Но если говорить в целом, то в мире инфляционное таргетирование – это самый популярный монетарный режим. Дискуссии ведутся разве что по поводу разных его модификаций. Например, таргетирование уровня номинального ВВП или не темпов инфляции, а общего уровня цен.
«Общий уровень цен» – что это значит?
Грубо говоря, если среднесрочная цель по инфляции – 5%, но в текущем периоде получилось 6%, то в следующем году нужно выйти на 4%, чтобы в среднем получилось 5%. Такой режим пока никто не практикует, но сейчас это более серьезный предмет дискуссий в академической среде, чем, например, таргетирование номинального ВВП.
Совпадают ли с вашими прогнозами и целями инфляционные ожидания населения и бизнеса? На что они влияют и от чего зависят?
Инфляция, которую мы наблюдаем – это во многом результат как раз инфляционных ожиданий. Бизнес закладывает их в свои цены, население – в ожидания по зарплате. В Украине главный фактор инфляционных ожиданий – это валютный курс. Один наш коллега проводил интересную параллель: в США на ожидания больше всего влияют цены на бензин: у них на каждом углу заправки, это те цифры, которые население видит чаще всего. У нас такую функцию выполняют обменники.
Как НБУ оценивает их?
Мы проводим опросы. У нас есть 4 категории респондентов: предприятия, кредитные менеджеры банков, финансовые аналитики и население. Первые три опроса мы делаем сами, рассылаем респондентам формы с вопросами. Население для нас опрашивает компания GfK.
Нацбанк как-то способен повлиять на инфляционные ожидания? Допустим, по результатам опросов вы видите, что они ухудшились – ваша реакция?
Для нас это один из факторов, на основе которых мы принимаем решение по ставке. Ухудшение инфляционных ожиданий – одна из причин, по которой Нацбанк не стал снижать ставку на последних трех монетарных комитетах.
Как с усилением инфляционных ожиданий связано количество наличных денег в системе? О чем в смысле инфляционных процессов говорит объем кэша в экономике?
Объем гривневой наличности на руках у населения – это не тот фактор, который сильно угрожает потребительской инфляции. Наличная гривна у нас используется для обслуживания обычной экономической активности: платежей, покупок и проч. Но не для сбережений. Это важный момент, потому что потребительский спрос формируется как раз за счет решений домохозяйств: потреблять, то есть покупать что-либо, не сегодня, а потом. Но у нас даже если население не тратит гривну, а решает ее сохранить до какого-то момента, оно, как правило, не держит эти сбережения наличными в гривне.
Другое дело, если бы у населения находилось огромное количество гривны «под матрасом». Это грозило бы тем, что все эти деньги в какой-то момент могут пойти на потребление. Такой «навес» создает риск чрезмерного предложения гривны на рынке в один момент времени. А это уже фактор инфляции. Но сейчас количество налички в системе соответствует потребностям обычной экономической активности и ценам не угрожает.
На конец прошлого года объем денег вне банковской системы составлял 314 млрд гривен. В январе он снизился до 295 млрд.
Как вы это вычисляете?
Мы знаем, сколько денег мы напечатали, сколько из них – в кассах банков. Остаток – это и есть кэш вне банков.
История с Приватом как-то повлияла на объем наличных в системе?
Фактор Привата, конечно, повлиял, но большого оттока гривневых депозитов мы не видели, тем более что ситуация быстро успокоилась. В целом в декабре фактор Привата и бюджетная активность (возмещение НДС и дополнительные соцвыплаты) увеличила объем налички на 25 миллиардов гривен. Но это было краткосрочное изменение, во многом и сезонное.
По валюте можно говорить о какой-то точной сумме?
Валютный кэш мы оцениваем исходя из потоков, которые мы видим в платежном балансе. К этой статистике есть много вопросов, оценки очень сильно разнятся: от $40 до $80 млрд.
Долларовая наличка давит на инфляцию?
Сам по себе наличный доллар не представляет угрозы для инфляции. Но если у населения и бизнеса снова возникнет серьезный спрос на валюту, как это было в 2015 году, это повлияет на курс, а, значит, и потребительские цены.
Нацбанк в ближайшее время собирается выпустить купюру в тысячу гривен. Выходит, что мы официально переходим к новому масштабу цен – незаурядное для Украины событие. Насколько такие вещи меняют инфляционные ожидания?
Я не думаю, что фактор тысячи будет определяющим. По сути, введение новой банкноты – это логичная реакция самой системы на высокую инфляцию последних трех лет. Цены за это время увеличились почти в два раза. Поэтому тысячная купюра – это необходимость. Нам нужно облегчить жизнь гражданам. Здесь возможен даже и некий контрэффект: часть расчетов, которые раньше из соображений удобства проходили в долларах, теперь будут проводиться в гривне. Но для инфляционных ожиданий та же минимальная зарплата важна намного больше.
НБУ будет в ближайшее время убирать из оборота мелкие номиналы?
О таких планах мне ничего не известно.
Цифры, о которых постоянно говорит Нацбанк, базируются на сценарии, что Украина и дальше будет получать финансирование от МВФ. Но что если нет? Как тогда изменятся все ваши прогнозные и целевые показатели?
Да, у нас есть альтернативные сценарии: мы готовим их к каждому заседанию монетарного комитета, где оцениваем все риски, влияющие на инфляцию. Да, действительно, это другие цифры.
Насколько вопрос МВФ критичен для политики НБУ?
С одной стороны, большую часть прошлого года мы относительно спокойно прожили и без кредита МВФ, на прогнозные показатели и выполнение инфляционных целей это почти не повлияло. Но с другой, уже в 2019 году у нас серьезно увеличатся платежи по старым долгам. К этому времени нам нужно сформировать определенную подушку безопасности. Без кредитов МВФ сделать это практически невозможно. В краткосрочной перспективе мы можем прожить и без его помощи, это правда. Но в среднесрочном периоде риски для украинской экономики без программы с МВФ только увеличатся.
Беседовал: Сергей Шевчук