Суммарно это 5 миллиардов за три года. При том, что общая рыночная стоимость активов в управлении Фонда по меньшей мере составляет 97 млрд гривен (данные независимых оценщиков по 75 банкам из 85).

Что мешает Фонду и как менялась риторика его чиновников за время банкопада? «Минфин» собрал самые характерные объяснения.

2014-2015. Неэффективные ликвидаторы и злостные собственники

В 2014 году банкопад только начинался. Фонду гарантирования было особо не до продаж. Не были прописаны и законодательные условия. Обновленный закон о Системе гарантирования вкладов, который расширил формат работы ФГВФЛ, парламент принял только в середине 2015 года. Главная проблема старой системы заключалась в слишком широких полномочиях ликвидаторов банков. Те под шумок могли позволить себе «вольности».

«Основная нагрузка по активам ложилась на плечи уполномоченных лиц Фонда. Большинство их решений по распоряжению активами на конечной стадии утверждались исполнительной дирекцией Фонда. Но по существу основные решения – по формированию лотов, привлечению оценщиков, работе с коллекторами и так далее – реально принимали именно уполномоченные» — рассказывал в рзговоре с «Минфином» замглавы Фонда Андрей Оленчик.

Чтобы подстраховаться на случай манипуляций с активами, Фонд решил перейти на коллегиальный принцип. Для этого сначала был создан комитет по продаже активов, а затем Консолидированный офис по продажам и управлению активами банков-банкротов.

Еще одна популярная причина, на которую чуть ли не с самого начала периодически жалуется Фонд – козни бывших собственников банков, которые не дают продавать особо ценные залоги.

«Бывшие акционеры ликвидируемых банков находят любые методы, законные и незаконные, чтобы остановить процесс продажи активов их финучреждений. Как это было с банком «Форум», где мы год реально не могли начать продажу» — сетовал еще один замглавы Фонда Андрей Кияк в интервью для УНИАН. В Фонде он не работает с ноября прошлого года.

2015 год. Коллегиальная бюрократия

На разработку новой системы у Фонда ушло целых два года. Формально консолидированный офис по продажам был создан в начале 2016-го, но по факту он заработал только весной. До этого продажами занимался «комитет по управлению активами».

«С января 2016 года система продажи активов в процессе ликвидации работала по принципу двухпалатного парламента. Комитет, который является аналогом нижней палаты, принимает решение о продаже активов, и если их балансовая стоимость превышает 5 млн гривен, дирекция, выступая в роли верхней палаты, подтверждает либо пересматривает заключение комитета» — рассказывал Forbes уполномоченный на ликвидацию ЭРДЭ Банка, Интербанка, банков «Омега» и «Таврика» Артем Караченцев.

Но при этом, по словам Караченцева, такая структура лишь замедляла процесс продаж из-за многочисленных «дискуссий и согласований».

«С одной стороны, дискуссия – это хорошо. Но с другой – зачастую комитет заново «разбирал» каждый актив, который до этого безуспешно продавался год-два, переоценивался, по нему принималось несколько решений исполнительной дирекции о снижении стартовой цены. Это приводило к тому, что комитет выполнял двойные, и не всегда оправданные функции. Реализация имущества затягивалась. Для банков, которые ликвидируются не первый год, увеличение сроков в любых процессах критично» — говорил он.

2016 год. Биржи и НБУ

Бюрократическую проблему должен был снять Консолидированный офис. Его возглавила Юлия Берещенко — финансист с опытом работы в европейских офисах UniCredit Bank и ING Bank. В первом же своем интервью Берещенко пожаловалась на возможность сговора между должником и другими участниками торгов.

«Продажа актива часто инициируется заемщиком. Один из ликвидаторов рассказал, что когда он проводит переговоры и уже готов подписать график погашения с заемщиком, то к заемщику приходит биржа и говорит, что он действует неразумно, ведь если он уйдет в просрочку, то оценка кредита упадет. А если он подаст в суд на банк или Фонд, то, с точки зрения независимой оценки, стоимость кредита упадет еще ниже. И можно будет выкупить долг с огромным дисконтом вместо его полного погашения» — говорила она.

Фонд был недоволен и действиями Нацбанка. Тот тормозил продажу активов, которые банки-банкроты закладывали под рефинансирование НБУ.

«Та монополия, которую создал Нацбанк, требуя продажи активов, находящихся в залоге по кредитам рефинансирования, через СЕТАМ (государственная электронная биржа), — это дорога в никуда. То, что находится в залоге у Нацбанка — это самые лучшие активы, и нам бы хотелось отладить процесс, чтобы продать их как можно быстрее. Но когда Нацбанк принимает решение о продаже до 10 активов в неделю, то представьте, сколько придется все это продавать» — пояснял директор-распорядитель Фонда Константин Ворушилин.

СЕТАМ в итоге потеряла монополию на продажи залогов НБУ, но у Фонда и без того были к ней претензии. Площадку обвиняли в непрозрачности и даже манипуляциях с продажами, когда особо ценные лоты отдавали «нужным» покупателям. «По СЕТАМу, безусловно, есть вопросы, я отправил письмо на премьера с просьбой ускорить вхождение СЕТАМ в систему «Prozorro.Продажи». Премьер мне обещал помощь в этом» — цитировал Ворушилина Forbes.

Претензии Фонда касались не только госплощадки, а и других посредников. Всего в Фонде было аккредитовано 50 участников торгов, среди которых 32 работали в электронном виде. С 2016 года Фонд проводил торги исключительно в онлайне.

«Фонд пользуется услугами третьих лиц и по другим направлениям. Это оценщики, оцифровщики и т.д. Подобные отношения с организаторами торгов, в отличие от других третьих лиц, услугами которых пользуется Фонд – удивительны. При таком количестве посредников контролировать процесс торгов практически невозможно, потому что каждый организатор торгов пользуется своим собственным программным обеспечением, у каждого — свой регламент. Мы можем задавать элементы этого регламента, но мы видим и жалобы покупателей» — говорила Юлия Берещенко.

Снизить свою зависимость от торговцев в Фонде надеялись за счет аналога системы госзакупок Prozorro. О запуске своего проекта в ФГВФЛ заговорили еще в середине прошлого года.

«Prozorro – это ЦБД по проводимым торгам, где информация об активе и сама транзакция будут храниться на сервере, администратором которой будет Transperency International, и они гарантируют неприкосновенность этих данных. С середины июля уже есть публичная точка доступа для абсолютно всех бирж, которые хотят подключиться к системе» — поясняла Берещенко.

2017. Суды и низкий спрос

В начале февраля Фонд перевел все торги по активам банкротов на платформу Prozorro. Продажи.

«В 2016 году у нас был ежемесячный поток от продажи мелких активов – до 1-3 млн грн. Мы можем прогнозировать, что 3 млрд грн от таких объектов мы получим. Еще 3 млрд грн – это непрогнозируемые поступления, в частности от продажи крупных активов. Мы хотим получить их, если переломим сложившуюся тенденцию с судами. А это большой вопрос» — говорила Юлия Берещенко на пресс-конференции по итогам работы Фонда в 2016 году.

По ее словам, главная проблема Фонда состоит в структуре портфеля, в котором порядка 80% занимают права требования по кредитам. При этом, по подсчетам Фонда, около 95% корпоративных заемщиков банков-банкротов сами решили не выполнять свои обязательства. Чтобы избежать судебных разбирательств, такие юрлица начинали процедуру банкротства.

Чтобы ускорить процесс продаж, Фонд даже расширил круг покупателей, добавив к банкам и финкомпаниям еще и юрлиц и физлиц. Но по некоторым объектам структуре Берещенко приходится проводить по 4-5 аукционов, чтобы в покупке заинтересовался хотя бы один покупатель. Причина – в низком качестве таких активов. Как правило, право требования по кредиту ценно залогом. Но в практике украинских банков нередко можно увидеть «пустые» залоги, когда обеспечением под миллиардный кредит выступали «мусорные» ценные компании фиктивных компаний. Каноничный пример такой ситуации — Имэксбанк, который выдал кредит 43 инсайдерским компаниям на сумму 8,62 млрд долларов. Как оказалось, единственный ликвидный залог среди них – одесский стадион «Черноморец».

Но даже если Фонд находит хороший актив и покупателя под него, есть еще одна проблема – суд.

«Суды запрещают или отменяют публичные аукционы. Только в январе нам «снесли» одну треть результатов продаж» — говорит Юлия Берещенко.

В 2017 году при оптимальных условиях Фонд надеется получить от продаж примерно 6 млрд гривен.