— Андрей Ярославович, по Вашим оценкам, вырастет ли количество банков под опекой Фонда в этом году? Могут ли оказаться среди «новичков» крупные финучреждения? И если да, готов ли Фонд к новым крупным выплатам?
— Всегда есть вероятность, что круг наших «клиентов» расширится. Но мы надеемся, что с более или менее крупными игроками мы не будем иметь дела в этом году. Что касается банков поменьше, то мы допускаем, что кто-то может не справиться с капитализацией или другими рисками. Но если к нам и перейдет какое-то количество таких небольших банков, то ни в операционном, ни в финансовом плане они погоды уже не сделают.
— Наибольшее внимание сейчас, пожалуй, привлекают украинские «дочки» российских госбанков, в отношении которых действуют санкции. Каковы ваши прогнозы? Вы следите за ситуацией в этих банках?
— Когда я говорю, что мы не ожидаем, что в Фонд попадут более или менее крупные игроки, то речь идет об экономической стороне вопроса. То есть о банках, которые в силу тех или иных финансовых факторов имеют шансы стать неплатежеспособными. Одновременно существуют и определенные политические риски, в частности, в отношении «дочек» российских банков. Но как можно прогнозировать такие политические решения? Мы готовимся к любому сценарию. После того, через что мы прошли за последние 4 года — массовый уход с рынка банков плюс национализация Привата — нас мало чем можно удивить. Я не думаю, что при принятии таких политических решений, Фонд будут спрашивать. Как нас не спрашивали о Дельте или Привате. Тем не менее, мы надеемся избежать в 2018 году масштабных выплат и даже начать сокращать ту долговую петлю, которую мы были вынуждены затянуть у себя на шее из-за массовых выплат в 2014-2016 годах.
— Вы имеете в виду кредиты, которые Фонд получил от НБУ и Минфина?
— Да. Нацбанку мы уже отдали значительную часть средств, остаток по кредиту сейчас составляет около 5 млрд грн. Мы планируем вернуть их НБУ еще в этом году. Плюс хотели бы начинать сокращать наш долг перед Министерством финансов. В этом году Фонд готов вернуть в бюджет около 10 млрд грн из 60 млрд грн., которые задолжал. Но с Минфином достаточно сложная ситуация, потому что они выпускали ОВГЗ, которые имеют свой цикл обращения. И в министерстве говорят, что досрочное погашение не будет совпадать с теми сроками ОВГЗ, по которым имеет обязательства Минфин. Мы ведем переговоры по этому вопросу еще с прошлого года. Сейчас к процессу присоединились наши коллеги из МВФ, Всемирного банка и US Treasury, которые выполняют функцию медиаторов. Поэтому мы надеемся на какой-то прорыв. Вопрос о досрочном погашении критически важен из-за тех условий, на которых Фонд получил эти кредиты. На 60 млрд гривен, которые мы одолжили у государства, Фонд должен выплатить до 2031 года проценты на сумму 85 млрд грн. Это абсурд. В идеале государство должно было предоставить Фонду безвозвратную финансовую помощь или беспроцентные заимствования.
— А как это делают в других странах?
— Ни один страховщик депозитов в мире не аккумулирует свой финансовый резерв в объеме, который нужен для того, чтобы действовать в условиях форс-мажора. В Украине, согласно закону, соотношение аккумулированных Фондом ресурсов к вкладам физлиц должно составлять 2,5%. В странах Европы и США этот показатель колеблется от 1 до 1,5%. В обычной ситуации этого резерва хватает. Так в свое время было и в Украине. С 2001 по 2012 год Фонд выплатил компенсации вкладчикам 32 банков, которые ликвидировались, на общую сумму 4,4 млрд грн. И за этот период только в 2009-2010 гг., когда был пик кризиса, ФГВФЛ получил 2 млрд грн. помощи, чтобы провести выплаты без задержки. За последние же 4 года мы выплатили вкладчикам почти 90 млрд грн.
Когда речь идет о большом количестве банков, которые выводятся с рынка в очень сжатые сроки, ни одна система страхования вкладов в мире не применяет стандартные механизмы. В такой ситуации идет поиск комплексных решений — на уровне государства, включая и механизмы внешних заимствований. Но в Украине этот вопрос проблемой государства не стал. Поэтому Фонд был вынужден принять помощь на очень жестких условиях.
— И каковы перспективы?
— Ближайшие два года — 2018-2019 — мы еще будем распродавать активы, удовлетворяя требования кредиторов. Насколько нам хватит денег. Но что дальше? Не позднее 2020 возникнет проблема разрыва в наших поступлениях и наших обязательствах. И тогда придется либо списывать долги Фонда, или применять специальный сбор для банков, чтобы наполнять Фонд. Не исключено, что это произойдет уже в 2020 году.
— Что это за специальный сбор?
— По закону он может быть применен в размере регулярного сбора, который был уплачен за предыдущий год. Например, если отчисления банков в Фонд в 2019 составят 4 млрд грн., то в 2020 году им придется заплатить уже не 4 миллиарда, а 8 — регулярный сбор плюс специальный. Для понимания: недавно мы ввели систему дифференцированных сборов для банков. Сумма взноса в ФГВФЛ для различных финучреждений теперь будет отличаться в зависимости от степени рисковости политики, которую они проводят. Введение такой системы, по прогнозам, увеличит отчисления банков в Фонд на 400 млн грн в год. И многие из них были очень недовольны этим фактом. Что же произойдет, если через 2 года мы применим спецсбор?
Поэтому очень важно, чтобы нам дали возможность прямо сейчас сокращать сумму обязательств перед Минфином. Это автоматически уменьшит проценты, которые сейчас составляют около 6 млрд грн. ежегодно. Подчеркну, эти деньги мы платим в бюджет за счет кредиторов.
— В Фонде неоднократно заявляли о целесообразности повышения суммы страховой выплаты, которая сейчас составляет 200 000 грн. Какова, по Вашему мнению, оптимальная сумма? Что мешает повысить существующий лимит уже сейчас?
— План деятельности Фонда на 2018 год включает раздел о возможности и целесообразности повышения гарантированной суммы. Но это не произойдет быстро. Сейчас мы только начинаем анализировать эту проблему. После этого предстоит серьезная дискуссия с Минфином, Нацбанком и нашими международными партнерами. Ведь если будет реализован неблагоприятный сценарий развития банковской системы, такое решение может иметь очень серьезные макроэкономические последствия.
Вопрос — будет ли гарантированная сумма увеличена именно в 2018 году и на сколько — еще открыт. Это зависит не только от нашего желания. Важным фактором, который повлияет на принятие этого решения, будет возможность сокращения наших долговых обязательств. Другой важный вопрос — насколько нам удастся сократить обязательства банков перед Фондом как кредитором третьей очереди.
— Есть ли какие-то оценки, на сколько нужно повысить гарантированный «потолок» по выплатам вкладчикам?
— Понятно, что сумму гарантий нужно поднимать в разы. Потому что повышать ее на 20-30% нет экономического смысла. Справедливой выглядит попытка компенсировать потери тем людям, которые вследствие девальвации гривны потеряли возможность вернуть деньги, потому что они оказались за рамками гарантированной суммы. Например, тем, у кого на депозите в банке было $ 25 000, что по курсу 8 грн/$ было эквивалентно гарантированной сумме в 200 000 грн. Но потом, из-за обесценивания национальной валюты, эти люди мгновенно перешли в категорию вкладчиков «200000 +». Мы каждый день общаемся с такими людьми. За всеми этими цифрами — конкретные жизненные истории. Онкобольные, которые не смогли вовремя получить лечение; старики, которые откладывали деньги, чтобы достойно провести остаток жизни; родители, которые надеялись дать хорошее образование ребенку. В свое время была допущена ситуация, когда львиная доля сбережений физических лиц делалась и сохранялась в валюте. Поэтому надо было бы компенсировать такие потери, если не в полной, то в значительной мере.
— То есть гарантированную сумму надо умножить на 3,5?
— Я не уверен, что это удастся сделать в 2018 году. Но настрой у нас такой есть.
— А за кем последнее слово относительно повышения гарантий? Кто принимает решение?
— В действующей редакции Закона «О системе гарантирования вкладов» указана планка, меньше которой гарантированная сумма быть не может. Это 200000 грн. Но закон предусматривает, что эта сумма может быть увеличена решением Административного совета ФГВФЛ. То есть после того, как будет проведена дискуссия по этой проблеме, исполнительная дирекция Фонда может инициировать вопрос о повышении гарантированной суммы перед Административным советом. Но до этого нужно сделать очень много работы, чтобы доказать, что пришло время и мы можем позволить себе увеличить финансовую нагрузку на Фонд.
Многое будет зависеть и от того, как быстро Украина будет двигаться в плане имплементации евродиректив и что мы будем делать в этом направлении. Например, 49-ая евродиректива предусматривает, что государство должно также гарантировать счета и депозиты определенных классов юридических лиц. Этот фактор также нужно учитывать, поскольку потенциально он может увеличить финансовую нагрузку на Фонд.
— В свое время были разговоры, что одновременно с повышением гарантированной суммы Фонд может ввести и некоторые ограничения. Например, один вкладчик сможет получить выплату не чаще 1 раза в два-три года… Рассматривается такая возможность сейчас?
— А какой в этом смысл? Давайте запретим тогда людям размещать деньги в банках чаще, чем раз в два года. Мы же гарантируем средства в банках, а не наказываем граждан за то, что они доверяют банковской системе. Напротив, мы заинтересованы в том, чтобы люди вкладывали в банки больше денег.
— В Фонде часто говорят, что в гарантированную сумму «вписывается» 98% от общего количества вкладов в украинских банках. Изменилась эта цифра после последнего кризиса?
— Если брать количество счетов физлиц, ситуация почти не изменилась, показатель остается примерно на таком же уровне. Но эта цифра достаточно иллюзорна. Потому что если посмотреть не на количество, а на суммы вкладов, то мы увидим, что именно крупные депозиты — более 200 000 грн — формируют более половины депозитного портфеля физлиц. От поведения и настроения этой категории людей зависит очень многое. В том числе, и возможность банков кредитовать. Вклады физлиц всегда имели значительный удельный вес в формировании ресурсной базы банков.
Но сейчас ситуация очень сложная. У кредиторов четвертой очереди (вкладчики 200 тыс +) подавляющего числа банков, которые обанкротились, ноль шансов вернуть деньги. Владельцы, менеджеры и крупные заемщики уже украли из этих банков все что можно. Сейчас, если банк признают неплатежеспособным, то в 90% случаев это можно расценивать так: с деньгами (более 200 000 грн) можно попрощаться. Мы должны либо не допускать банкротство банка, либо, если все — таки возникают проблемы, он должен максимально рано переходить под контроль Фонда гарантирования. Пока из него еще не вывели активы. А если владельцам все же удалось что-то украсть, их нужно догонять и либо сажать в тюрьму, если есть признаки преступления, либо оставлять без любимых яхт и Роллс-ройсов. Пока система так не работает, говорить о том, что она оздоровилась и доверие к банкам вернулось, очень рано.
— Есть ли банки, которые смогли полностью рассчитаться с кредиторами 4 очереди?
— Да есть. Это в основном небольшие схемные банки, в которые мы заходили по «финмону». В таких учреждениях о классическом банковском бизнесе речь не шла, поэтому и кредиторы там — достаточно условное понятие. Есть и небольшая группа банков, где все более-менее сработало по классике и их нам передали еще с активами. Например, на данный момент мы фактически закрыли третью очередь по Форуму, и надеемся, что те активы, которые сейчас будут продаваться, пойдут на погашение обязательств перед кредиторами четвертой очереди. В Диамантбанке все также произошло цивилизованным путем. Сейчас 4 очередь кредиторов уже получила 15% и есть надежда, что вкладчикам удастся вернуть более или менее значительные суммы. Но в большинстве крупных и средних банков людям совсем ничего не «светит».
— Введение гарантий по вкладам юрлиц — это реально в Украине?
— Это должно быть реальным. Есть две евродирективы, которые имеют отношение к нашему мандату — 49 и 59. Первая из них напрямую предусматривает введение таких гарантий. Вторая - касается раннего вмешательства в проблемные банки и вывода их с рынка. Другое дело, что Украина не обязана все это имплементировать в полном объеме и немедленно. Мы должны проанализировать, что из этих евродиректив мы можем внедрить у себя и с какими особенностями, а что вводить нецелесообразно. Кстати, 59-ая евродиректива существенно затрагивает не только нас, но и Нацбанк.
— Что она меняет?
— Модель раннего вмешательства и вывода неплатежеспособных банков с рынка. Нынешняя модель формировалась под влиянием американского опыта. Она очень отличается от той, что заложена в 59-ой евродирективе. Последняя предоставляет страховщику депозитов гораздо больше полномочий и возможностей для маневра, чем сейчас имеет Фонд.
— Наверное в Нацбанке этого не одобрят. Вы не будете мешать друг другу?
— Не должны. В странах ЕС, где эта модель уже работает, центробанк и страховщик депозитов друг другу не мешают. Ибо задачи у них разные, даже если они анализируют одну и ту же информацию и участвуют в каких-то процессах одновременно. Задача пруденциального регулятора — сделать все, чтобы банк не достиг состояния неплатежеспособности. Задача Фонда — быть готовым к любому повороту событий, чтобы адекватно действовать. И если Фонд анализирует какую-то информацию, это делается, чтобы понять — каковы шансы, что банк станет проблемным, а вовсе не для того, чтобы на него влиять. Потому что это — задача НБУ. И только если банк доходит до того этапа, когда в ситуацию должен вмешаться страховщик депозитов, мы с Нацбанком меняемся местами. Они нам помогают, но в процесс не вмешиваются.
Конечно, здесь есть серьезная проблема, в том числе — ментальная. Я помню, когда готовился закон о системе гарантирования вкладов, диалог шел очень сложный, и не только с НБУ. Но мы это пережили. Теперь нам нужно будет пережить и этот шаг.
— За прошедшие несколько лет Фонд подал тысячи судебных исков к экс-владельцам и менеджерам банков-банкротов. Удалось ли кого-то привлечь к ответственности?
— Нужно понимать, что это очень длительные процессы, которые занимают не один год. Поэтому ожидать немедленных результатов не стоит. Но должен признать: по уголовным производствам, которые были поданы на сумму 190 млрд грн., «выхлоп» был нулевой. Также мы не достигли никакого результата, подавая в суды гражданские иски. Но мы продолжим работать и с криминальными производствами, оперируя статьей 218 прим — «доведение банка до неплатежеспособности». И с гражданскими исками к владельцам существенного участия в банках. У нас было 7 таких исков еще в 2014-2015 гг, но дела закончились не в нашу пользу. Сейчас мы пробуем работать с юридическими компаниями, которые будут помогать нам «догонять» владельцев обанкротившихся банков в иностранных юрисдикциях, а для формирования доказательной базы осуществляется комплексный анализ неплатежеспособных банков — forensic audit.
Последнее ноу-хау наших юристов — представление коллективных исков ко всем связанным с банками-банкротами лицам. Мы уже подали 8 таких исков. Мне трудно судить, какой это будет иметь эффект. Но, думаю, что ближайшие пару месяцев покажут.
— Почему не сработали гражданские иски? Недостаточно доказательств? Невозможно подтвердить, что банк был доведен до банкротства целенаправленно?
— Во-первых, надо доказать сумму убытков, которая была нанесена действиями этих лиц. Но часто никакой доказательной базы в банках просто не существует. Когда мы зашли в Михайловский, там не было ни серверов, ни первичных документов. И все это исчезло за считанные дни: 19 мая все «растворилось», 22 мая — банк передали Фонду. Во-вторых, очень часто в суде требуют, чтобы была доказана причинно-следственная связь. То есть что именно те или иные действия владельца существенного участия стали причиной банкротства финучреждения. Это совсем непросто. Ну и третье, у другой стороны всегда больше шансов «мотивировать» суды, чем у нас.