Еще незадолго до торгов в Фонде говорили, что хотят растормошить рынок, повысить конкуренцию и привлечь к покупке активов именитых нерезидентов. И те якобы не только проявляют интерес к грядущим аукционам, но и чуть ли не готовят деньги для предстоящих покупок. Но в последний момент что-то пошло не так. На одну из площадок вообще не пришел ни один покупатель. На другую заявки подало три претендента. Но ни один из них не был готов заплатить за активы цену, которую запросил НБУ. 

О деталях несостоявшихся торгов и о том, как будут продавать активы банков-банкротов в дальнейшем, «Минфин» поговорил с главой ФГВФЛ Константином Ворушилиным и его заместителем Светланой Рекрут.  

— Торги на американских биржах(First Financial Network (FFN) иThe Debt Exchange, Inc. (DebtX) официально признаны несостоявшимися. Насколько неожиданным стал такой результат?

К.В. Большой неожиданности не было. Мы прогнозировали разные сценарии, в том числе и такой. Это рынок. И рынок сказал, что он не воспринимает ту цену, которая была установлена на активы.

Все прекрасно понимают — для того, чтобы получить права собственности на эти активы, потребуется очень много времени и огромная работа в правовом поле. В Фонде очень много недвижимости, которая де-юре находится на балансе у банков, но де-факто добраться до нее невозможно. Там есть охрана, вооруженные люди, которые на пушечный выстрел не подпускают к объектам. С недвижимостью, которая находится в залоге НБУ – та же история. Поэтому переплачивать никто не хочет.

— Насколько отличалась цена, указанная в заявках участников торгов, от той, которую попросил Нацбанк за свои активы?

К.В. Сильно отличалась. Точные данные будут позже. Но по нашей оперативной информации, цена покупателей оказалась в несколько раз ниже стартовой.

— Те трое покупателей, которые подали заявки – это украинские или иностранные инвесторы?

К.В. Точно могу сказать одно: в комнату данных заходили и иностранные инвесторы. Особенно активно они работали на той площадке, где торги в последствии не состоялись — DebtX. К сожалению, они приняли решение не покупать. В целом, среди потенциальных участников, которые знакомились с предварительной информацией в комнате данных, порядка 60% были украинские и 40% — иностранные претенденты на активы.

— На торги выставляли два пула стоимостью 600 млн грн и 810 млн грн. Общая сумма обязательств по кредитам, входившим в пулы, превышала 13 млрд грн. Однако глава First Financial Network (одной из площадок, на которых должны были проходить торги) Джон Моррисон заявил, что этого недостаточно. Мол, интерес к активам был бы больше, если бы выставленные на торги пулы были бОльшими. Вы тоже так считаете?

К.В. Да, возможно. По западным меркам это небольшие деньги. Если пул большой, у покупателя выше шансы перекрыть потери от «пустых» активов за счет других, ликвидных, которые действительно имеют стоимость. Но мы пока учимся, набиваем шишки, набираемся опыта. Пройдет время, и, возможно, мы предложим бОльшие пулы.

С.Р. Площадки сразу предупреждали нас, что интерес инвесторов к участию в первых подобных торгах будет одним из самых низких. Рынок нужно разогреть. Крупные международные игроки не пойдут сразу в новый неизвестный для них проект. Им нужно сначала оценить ситуацию, правила игры, посмотреть на результаты. Если все будет соответствовать их ожиданиям, они со временем присоединятся.

— Американские площадки установили довольно высокие комиссии за свои услуги. Придется ли их платить и за чей счет?

С.В. Согласно нашему договору, Фонд платить ничего не будет. Гарантийный взнос, который был внесен участниками, им возвращают. Что касается комиссии с продажи, она должна быть уплачена только в случае, если продажа состоялась.

К.В. У нас были только расходы на подготовку оцифровку данных. Но на это нам бы пришлось потратиться в любом случае.

— На рынке говорили, что гарантийный взнос, который требовался для участия в торгах, был слишком высоким – $300 000. И якобы это стало препятствием для части потенциальных покупателей…

К.В. Ерунда. Стоимость лотов превышала $20 млн. При таких объемах $300 000 – это незначительная сумма. Тем более, эти деньги возвращают, если торги не состоялись. К тому же, в аукционе планировали принимать участие отнюдь не мелкие компании. В комнаты данных заходили украинские игроки, которые представляли интересы западных инвесторов. Я знаю один фонд, который специально под это заводил сюда деньги из-за рубежа. Не стану называть, но это не ICU и не Dragon. Думаю, именно этот фонд и был среди участников, которые все-таки подали заявки.

— Антимонопольный комитет недавно заявил, что соглашение между Фондом гарантирования и двумя американскими биржами, возможно, составлено с нарушениями. Площадки отбирали не на конкурсе. Что Вы об этом скажете?

К.В. Вопрос не стоит выеденного яйца. Я уверен, что это расследование — «заказ» местных игроков. Они беспокоятся, что у них отберут бизнес. Это неправда. Никто ни у кого бизнес не забирает. Дай бог, чтоб они смогли «проглотить» хотя бы то, что у них есть.

Фонд занимался только технической стороной торгов. Решение о том, где продавать активы, принимал залогодержатель – Национальный банк. Участником проекта мог стать любой. А на вопрос – почему именно эти площадки? – есть простой ответ: потому что они пришли и заявили о своем желании работать. Подготовка к проекту длилась год. Велись переговоры с очень многими площадками. Но в конце концов интерес подтвердили только эти.

— Что теперь будет с активами НБУ, которые вы не смогли продать?

К.В. Этот вопрос обсуждается. В Национальном банке есть разные мнения. Моя личная позиция – «разлотировать» активы и продавать их в розницу. После того, как они пройдут несколько кругов на торгах, и их цена упадет до определенного уровня от номинала, будет видно, что делать дальше. Например, в случае, если активы не будут проданы в розницу, их можно будет собрать в другие пулы и снова продавать оптом. Конечно, розничные продажи для нас – дополнительная головная боль. Это огромные трудозатраты. Но денег при таком подходе мы можем выручить больше. Снижать цену нынешних пулов и снова выставлять их на торги – это не вариант. Это вызовет огромную волну всевозможных спекуляций, в том числе политических.

Еще раз подчеркну – цену формирует рынок. Для нас самое главное –организовать прозрачные торги, в которых смогут участвовать все желающие.

С.Р. Весь рынок знает, что стартовая цена нынешних пулов активов была установлена на уровне оценочной по предложению НБУ. Покупатели были готовы предложить цену в несколько раз меньше. Это дает четкое понимание – сколько готовы платить, в том числе и иностранные инвесторы, за пулы. Заметьте, и это активы из портфеля НБУ – то есть одни из самых лучших. Наша задача – продать их максимально дорого. Поэтому индивидуальные продажи в приоритете.

— В каком формате будет продолжено сотрудничество с американскими площадками?

К.В. У нас много идей. Мы планируем начать переговоры о том, чтобы они также аккредитовались на ProZorro и подтянули свой опыт к нашему.

С.Р. Эти площадки важны для нас не просто как платформы. Их основная ценность – в добавленных функциях. Мы называем это «all inclusive». Они заходят в банк, готовят полностью комнату данных, все необходимые материалы о лотах. Даже активы они сами фотографируют и сами «упаковывают». Наши биржи этого не делают на уровне, к которому привыкли крупные международные инвесторы.

— Думаете, американцы захотят аккредитовываться на ProZorro?

С.Р. Мы пока только думаем об этом. Эти два процесса – подготовка к продаже и непосредственно сама продажа – стоит разделить. Для продажи нужна лишь IT-платформа, где нужно просто зарегистрироваться и «кнопку нажать» сделав ставку. Основная работа – это подготовка пулов. Их нужно собрать, подготовить, разместить и дать инвесторам возможность ознакомиться. Если наши американские коллеги согласятся зайти на ProZorro как площадки, мы сможем закупать организационные услуги, которые они предоставляют, отдельно на тендере.

То есть мы хотим достичь максимального соответствия всех этих процессов существующей нормативной базе, в которой сейчас работает Фонд. Нам очень не нравятся нынешние нарекания, что мы кому-то даем преференции в ущерб другим. Но при этом мы не хотим потерять ту добавленную стоимость, которая была сформирована этим «пилотом». Испугаться того, что кто-то чем-то недоволен и вернуть все в «каменный век» — это тоже не выход. Поэтому и приходится думать, как в таких условиях продвинуться вперед.

Мы надеемся, что переговоры начнутся и с другими аналогичными площадками, в частности, европейскими. Как минимум 2-3 именитые площадки из Европы мы ожидаем на следующей аккредитации. В их числе, например, Cohen, Illiquids, KPMG и др.

— Нацбанк согласится продаватьвсе свои активы через ProZorro?

К.В. Мы начинаем находить взаимопонимание в этом вопросе. На Международном финансовом форуме замглавы НБУ Катерина Рожкова заявила, что они рассматривают такой вариант.

Активы НБУ уже торгуются на ProZorro в розницу с осени прошлого года. Хотя в Нацбанке тоже не все так просто. Там идет очень сложный и местами непонятный для нас процесс. Но мы и так потеряли слишком много времени, поэтому хочется его компенсировать.

Вроде в НБУ уже приняли решение о том, чтобы торговать все активы с номинала, как мы это уже делаем, и ввести принцип «пакетного» согласования. То есть, чтобы согласовывался не каждый отдельно взятый актив, как это происходит сейчас, а целый список. Но окончательного документа мы пока не видели.

— Когда будут запущены голландские аукционы?

С.Р. Мы наконец заюстировали этот документ. Он перестал быть просто идеей. На этой неделе мы проведем тестовую демонстрацию аукционов для журналистов. Думаю, числа 15-20 октября мы уже что-то продадим.

Этот инструмент создан для того, чтобы «зачищать» старые банки, срок ликвидации которых подходит к концу. Он также поможет избавиться от неликвидных активов, которые Фонд так и не смог продать после целой серии неудачных торгов. Мы также рассчитываем, что с его помощью удастся ускорить процессы с продажей активов, которые мы считаем ликвидными, но покупатель на них не находится.

Рынок готов к запуску голландских аукционов, мы не видим серьезного сопротивления. Единственное, мы часто слышим обвинение – вы все продадите «за три копейки». Но такие обвинения были и будут. Это нестрашно. Мы говорим: ребята, актив был на рынке, торговался по номиналу, его мог купить каждый желающий. Фонд вполне осознанно уходит от определения цены. Мы этого делать больше не будем.

Не стоит также забывать, что Фонд является не классическим продавцом, у которого есть комфорт по времени, а ликвидатором, который должен продать все максимально быстро и по наивысшей цене, как того требует закон про систему гарантирования.

— Есть ли какие-то подвижки в вопросе снижения стоимости заимствований ФГВФЛ и возможности реструктуризации его обязательств?

К.В. Пока идет дискуссия, мы отработали несколько вариантов с Мировым банком, который активно включился в этот процесс. Но чтобы продвинуться в этом вопросе, нужно подключить к обсуждению МВФ. Нынешнюю не слишком удачную схему финансирования Фонда предложил именно МВФ. Я думаю, они должны признать свою ошибку. Вероятно, в тот момент у нас не было времени для поиска какого-то другого решения, но сейчас его нужно найти. И надо сказать, подавляющее большинство в команде НБУ настроено на конструктивную работу по решению этого вопроса.

— Замглавы НБУ Катерина Рожкова заявила, что кредитный реестр, который готовит Нацбанк, может начать работу уже в октябре. Вы передали туда информацию о ваших заемщиках?

К.В. Я не знаю и не понимаю до конца этого реестра. Мы передали данные в Бюро кредитных историй. В НБУ – пока нет.

Я думаю, позиция НБУ должна быть следующей: если заемщик попал в Бюро кредитных историй и у него плохая репутация, то следующий банк, который захочет дать ему кредит, будет обязан сформировать соответствующие резервы. Все просто.

— Несколько месяцев назад Фонд оказался в центре скандала. Выяснилось, что там использовали незаконную прослушку. Чем закончилось это дело? Выяснили, чьи это были «уши»?

К.В. Мы выявили людей, которые способствовали установке в Фонде прослушивающих устройств. Выявили, кто конкретно устанавливал. Но заказчик пока неизвестен. Дело расследуется, но доказать что-то очень сложно. В любом случае мы сделали соответствующие выводы – усилили пропускной режим, контроль за передвижением лиц, которые не являются сотрудниками Фонда, ограничили доступ сотрудников к помещениям, посещение которых не входит в круг их служебных обязанностей.

От такого никто не застрахован. В старом офисе, например, на мой кабинет было направлено несколько антенн с соседнего дома. Я спрашивал СБУ – это ваше? Нет, говорили, – это полиции. А в полиции отвечали – это СБУ. Но когда наши начинали блокировать это оборудование, нервничали и те и другие. Так что мы относимся к этому как к неизбежному.

У нас нет какой-то единой версии. Мы считаем, что это была попытка сбора компрометирующего материала. Но что они хотели найти – до конца неясно. Устройства были обнаружены в помещениях, где ведется подготовка материалов для передачи в правоохранительные органы. Возможно, кто-то хотел сыграть на упреждение. Но, с другой стороны, мы передали столько материалов в правоохранительные органы, а эффективного отклика нет. Нам так и не удалось выстроить с ними системную работу.

Беседовала Татьяна Очимовская