Почему социальная революция в Украине была неизбежной?

Нельзя не видеть того факта, что при всей антинародности всех режимов власти, которые пережила Украина на протяжении многих веков своего существования, каждый их этих режимов отличается в ту или иную сторону от всех других. Это правило с полным основанием можно отнести и к России. Например,  в Российской империи режим Александра Второго («Царя Освободителя») отличался от режима Николая Первого («Николая Палкина»), в Советской России режим Сталина — от режима Хрущева, а режим Ельцина  - от режима Путина. В Украине за годы ее нынешней независимости режим Ющенко отличается от режима Януковича. В отличие от антинародного режима Ющенко, который фактически означал симбиоз  режимов-компонентов Ющенко -Тимошенко-Януковича в разные годы своего существования с разной долей  этих составляющих, после сфальцифированных президентских выборов и последующих  антиконституцинных и антизаконных преобразований Украина получила новую по форме модель государственного устройства — суперпрезидентскую республику, политический режим которой быстро эволюционирует от коррумпированной и продажной демократии при Ющенко через авторитаризм и автократию к тоталитарному деспотическому государству. При этом форма общественно-социального устройства является наихудшей из всех возможных — в Украине небывалыми темпами строится государственный капитализм с преобладанием олигархо-клановых черт и остатков феодального социализма. Украина от капитализма и социализма взяла все наихудшее и успешно включила это в свою уникальную модель. Впрочем, ее модель очень схожа с моделью путинской России.

В мои планы сейчас не входит останавливаться на характеристиках государственного и политического устройства нынешней Украины. В концептуальном плане для меня не подлежит сомнению, что именно становление нового режима в Украине и породило революционную ситуацию, которая 22 ноября 2010 года через социальный взрыв пока только одной социальной прослойки привела к новой социальной революции. Я отдаю себе отчет, что многие аналитики, профессионально занимающиеся политологией и социологией, со мной будут несогласны. Тем не менее, я продолжаю утверждать: Украина уже в огне революции, пусть это еще не пожар, а первые очаги горячего пламени, которые уже пробиваются по всей стране. Партия регионов, сверху донизу подмявшая под себя все государственные институты власти, никогда не училась политологии и социологии.  Начинавшая с рэкета и убийств первых кооператоров, выросшая и окрепшая в бесконечных бандитских войнах, приватизировавшая за бесценок все или почти все экономические активы страны, захватившая  политически сначала региональную, а потом и централизованную государственную власть, органически не способна предвидеть последствия своих действий. Она просто этому не обучена. Десятки  политологических и социальных институтов или не доводят свои прогнозы до власть имущих, или она их не слышит, или они говорят ей только то, что она хочет услышать.  Менее чем за один год, Партия регионов для радикализации революционных настроений общества, сделала больше, чем все раздробленные оппозиционные партии и движения, вместе взятые. Это зеркально напоминает ситуацию в имперской России перед Февральской революцией: тогда царский режим сделал для прихода Февраля во сто крат больше, чем все большевики, эсеры, меньшевики и прочие оппозиционеры. Паровой котел  народного недовольства не выдержал  все возрастающего давления и взорвался.То же самое происходит или уже произошло сейчас в Украине.

Я  смею утверждать, что социальный взрыв был неизбежен, что он не ограничится демонстрациями, шествиями и митингами, что не только средний класс будет его носителем. Революция, раз начавшись, будет проходить разные этапы и стадии. Украина напоминает смертельно больного человека, которого положили на хирургическую операцию. В результате этой операции больной почти гарантированно может скончаться, но и операцию не делать было тоже нельзя.

Революция вовсе не является благом для общества. За очень редким исключением все революции вызывают взрыв  низменных биологических инстинктов человека,  в обществе резко нарастает степень противостояния, насилия и зла, происходит распад всех общественных и экономических связей, голодные и обозленные массы жгут, насилуют и убивают невинных своих соотечественников. Закономерным следствием революции часто становится гражданская война. Так называемая «реакция» оказывает так называемой «революции» организованное, часто вооруженное сопротивление. На самом деле реакция есть часть той же революции. Я очень опасаюсь, что нынешняя революция не удержится в мирных рамках. На то есть много причин. Анализировать их в своей сегодняшней статье я не буду. Задача этой статьи заключается в напоминании нынешней власти основных законов возникновения революции. Я не уверен, что паркетные политологи и социологи напомнили власть предержащим основные причины, по которым неизбежно возникают социальные революции. В пределах одной статьи невозможно изложить эти причины достаточно подробно и с надлежащей аргументацией. Поэтому постараюсь ограничить себя в своем изложении очень серьезных вопросов. Всех желающих отсылаю в работе 1925 года выдающегося всемирно известного социолога Питирима Сорокина, которая называется «Социология революции». Прежде чем выдвигать возражения против автора этой статьи, всем желающим возразить настоятельно рекомендую ознакомиться с вышеназванной работой. Уверен, тогда количество желающих поспорить резко уменьшится. Итак, о причинах, по которым в мире возникают социальные революции. Далее я цитирую Питирима Сорокина. Заранее извиняюсь за очень длинную цитату. Ленивые или безразличные могут не читать, а сразу перейти к выводу, сделанному мной в конце этой статьи.

Начало цитаты.

«История социальной эволюции учит нас тому, что все фундаментальные и по-настоящему прогрессивные процессы суть результат развития знания, мира, солидарности, кооперации и любви, а не ненависти, зверства, сумасшедшей борьбы, неизбежно сопутствующих любой великой революции. Вот почему на революционный призыв я отвечу словами Христа из Евангелия: «Отче Мой! Да минует меня чаша сия!»… Я вряд ли бы стал столь последовательным противником революции, ибо не намерен защищать паразитирующую, бесталанную и коррумпированную аристократию. Но, увы, революции, выражаясь медицинским языком, есть maladie à-typique, развитие которой невозможно предвосхитить. Иногда, проявляя слабые и не вселяющие опасения симптомы, ситуация может внезапно ухудшиться и привести к летальному исходу. Кто может быть вполне уверен, что, зажигая свечу, не поспособствует тем самым громадному пожарищу, заглатывающему не только тиранов, но… и самых зачинщиков, а с ними многие тысячи невинных людей. Здесь, как никогда, необходимо помнить о том, что «прежде семь раз отмерь, один — отрежь». В особенности об этом следует помнить сейчас, когда в воздухе и так веют взрывоопасные настроения, когда порядок — необходимое условие всякого прогресса! — потревожен, а революционный шквал вот-вот обрушится на многие страны.

Сейчас, пожалуй, более, чем когда-либо, человечество нуждается в порядке. Ныне и плохой порядок предпочтительнее беспорядка, как «худой мир лучше доброй ссоры».

Кроме революционных экспериментов существуют и другие способы улучшения и реконструкции социальной организации. Таковыми принципиальными канонами являются:

1. Реформы не должны попирать человеческую природу и противоречить ее базовым инстинктам. Русский революционный эксперимент, как, впрочем, и многие другие революции дают нам примеры обратного.

2. Тщательное научное исследование конкретных социальных условий должно предшествовать любой практической реализации их реформирования. Большинство революционных реконструкций не следовало этому правилу.

3. Каждый реконструктивный эксперимент вначале следует тестировать на малом социальном масштабе. И лишь если он продемонстрирует позитивные результаты, масштабы реформ могут быть увеличены. Революция игнорирует этот канон.

4. Реформы должны проводиться в жизнь правовыми и конституционными средствами. Революции же презирают эти ограничения.

Попрание этих канонов делает каждую попытку социальной реконструкции тщетной. Подобным канонам люди следуют, к примеру, возводя мосты или при разведении скота. Но, увы, очень часто считается, что при реконструкции общества нет необходимости следовать этим канонам. Несведущий человек зачастую становится лидером революционных реформ; учет реальных условий сплошь и рядом объявляется «буржуазным предрассудком», а требование законности — трусостью или гражданским мошенничеством. Призывы к мирным и правовым методам — «реакцией», «духом разрушения». Эти «революционные методы» приводят к провалам в революционных реконструкциях, а появление жертв становится обыденным явлением. Житель далекой планеты, наблюдающий за нашими действиями, вправе заключить, что на земле коровы и мосты ценятся больше, чем человеческая жизнь: к первым относятся явно с большим тщанием, ими не жертвуют с такой легкостью и в таком количестве, в каком приносят на алтарь революции ad majorem gloriam человеческие жизни.

Обозревая все эти факты, трудно определить — смеяться над ними или плакать.

При любом раскладе было бы несправедливым уравнивать права человека с «привилегиями» коров и мостов. Однако это требование гораздо проще выполнить, чем многие призывы всевозможных «Деклараций прав человека и гражданина».

Анализируя предпосылки революций, правильнее было бы начать с причин, порождающих революционные отклонения в поведении людей. Если поведение членов некоего общества демонстрирует такие отклонения, то и все общество должно быть подвержено подобным изменениям, поскольку оно представляет собой сумму взаимодействующих друг с другом индивидов.

Каковы же тогда те причины, которые приводят к быстрым и всеобщим отклонениям в поведении людей?.. Под причинами я в данном случае разумею комплекс условий, связь событий, обрамленных в причинную цепочку, начало которой теряется в вечности прошлого, а конец — в бесконечности будущего. В этом смысле можно дать предварительный ответ на поставленный вопрос. Непосредственной предпосылкой всякой революции всегда было увеличение подавленных базовых инстинктов большинства населения, а также невозможность даже минимального их удовлетворения.

Таково в общих чертах суммарное утверждение о причинности революций, которая конечно же проявляется во множестве конкретных реалий разных времен и места действия. Если пищеварительный рефлекс доброй части населения «подавляется» голодом, то налицо одна из причин восстаний и революций; если «подавляется» инстинкт самосохранения деспотическими экзекуциями, массовыми убийствами, кровавыми зверствами, то налицо другая причина революций. Если «подавляется» рефлекс коллективного самосохранения (к примеру, семьи, религиозной секты, партии), оскверняются их святыни, совершаются измывательства над их членами в виде арестов и т. п., то мы имеем уже третью причину революций. Если потребность в жилище, одежде и т. п. не удовлетворяется по крайней мере в минимальном объеме, то налицо дополнительная причина революций. Если у большинства населения «подавляется» половой рефлекс во всех его проявлениях (в виде ревности или желания обладать предметом любви) и отсутствуют условия его удовлетворения, распространены похищения, насилие жен и дочерей, принудительное замужество или разводы и т.п. — налицо пятая причина революций. Если «подавляется» собственнический инстинкт масс, господствует бедность и лишения, и в особенности, если это происходит на фоне благоденствия других, то мы имеем уже шестую причину революций. Если «подавляется» инстинкт самовыражения (по Э.Россу) или индивидуальности (по Н.Михайловскому), а люди сталкиваются, с одной стороны, с оскорбле­ниями, пренебрежением, перманентным и несправедливым игнорированием их достоинств и достижений, а с другой — с преувеличением достоинств людей, не заслуживающих того, то мы имеем еще одну причину революций.

Если подавляются у большинства людей их импульс к борьбе и соревновательности, творческой работе, приобретению разнообразного опыта, потребность в свободе (в смысле свободы речи и действия или прочих неопределяемых манифестаций их врожденных наклонностей), порождаемая чересчур уж мирной жизнью, монотонной средой обитания и работой, которая не дает ничего ни мозгу, ни сердцу, постоянными ограничениями в свободе общения, слова и действий, то мы имеем вспомогательные условия — слагаемые революционного взрыва. И все это лишь неполный список причин. Мы обозначили наиболее значимые импульсы, которые подвергаются «репрессии» и которые ведут к революционным катаклизмам, а также лишь основные «репрессированные» группы, руками которых свергаются старые режимы и воздвигается знамение революции.

Причем и сила «подавления» наиболее значимых инстинктов, и их совокупное число влияют на характер продуцируемого взрыва. Во всех исторически значимых революциях «репрессии» дают о себе знать особенно на второй их стадии. Необходимо также, чтобы «репрессии» распространялись как можно более широко, и если не среди подавляющего числа людей, то по крайней мере среди достаточно весомой группы населения. Подавление меньшинства существует повсеместно; оно приводит к индивидуальным нарушениям порядка, обычно именуемым преступлениями. Но когда репрессии становятся всеобщими, то это приводит уже к «рутинности» нарушений и свержению режима. Акт этот по сути тождествен тем, которые совершаются индивидами, то есть преступлениям, но, став универсальным, он именуется высокопарно — «революция».

Рост репрессий, как и все остальное в этом мире, — вещь сугубо относительная. Бедность или благоденствие одного человека измеряется не тем, чем он обладает в данный момент, а тем, что у него было ранее и в сравнении с остальными членами сообщества. Полумиллионер сегодня, который был мультимиллионером еще вчера, чувствует себя бедняком по сравнению со своим былым состоянием и другими миллионерами… То же можно сказать и о возрастании или сокращении «репрессий». Они возрастают не только с ростом трудностей на пути удовлетворения инстинктов, но и тогда, когда они возрастают с разницей в темпах у разных индивидов и групп. При виде прекрасно сервированного обеденного стола человек, физиологически вполне сытый, почувствует голод и подавленность. Человек, увидев роскошные одежды и фешенебельные апартаменты, чувствует себя плохо одетым и бездомным, хотя с разумной точки зрения он одет вполне прилично и имеет приличные жилищные условия. И это вновь — пример подавления определенных инстинктов. Человек, объем прав которого достаточно обширен, чувствует себя ущемленным перед лицом более существенных привилегий у других.

Эти примеры могут послужить в качестве иллюстрации к моему тезису и объяснить, почему в таком значительном числе случаев «подавление» инстинктов определенных групп в дореволюционные периоды возрастает не столько абсолютно, сколько относительно, первым долгом благодаря росту правовой собственности, социальной дифференциации и неравенству. Следует постоянно помнить об этой релятивности «репрессий».

В этом суть первичной и всеобщей причины революций. Но такого объяснения было бы недостаточно. Ведь для революционного взрыва необходимо также, чтобы социальные группы, выступающие на страже существующего порядка, не обладали бы достаточным арсеналом средств для подавления разрушительных поползновений снизу. Когда растущим революционным силам «репрессированных» инстинктов группы обороны способны противопоставить контрсилу подавления, а тем самым создать баланс давления, революция отнюдь уже не является столь неизбежной. Возможен сериал спонтанных выступлений, но не более. Когда же силы порядка уже не способны проводить в жизнь практику подавления, революция становится делом времени.

Таким образом, необходимо вновь подчеркнуть, что 1) растущее подавление базовых инстинктов; 2) их всеобщий характер; 3) бессилие групп порядка в адекватном описании являются тремя необходимыми составными всякого революционного взрыва…

Почему рост репрессий базовых инстинктов масс приводит к всеобщим революционным отклонениям в поведении людей? Да потому, что подавление основных импульсов неизбежно вынуждает людей искать пути выхода, так же как и любой другой живой организм ищет спасения от несвойственной ему окружающей среды. Старые формы поведения нетерпимы, следовательно, необходим поиск новых форм. Репрессированный рефлекс вначале старается найти выход в подавлении в свою очередь других инстинктов, которые препятствуют его удовлетворению. К примеру, репрессированный пищеварительный инстинкт оказывает давление на те тормоза, которые удерживают человека от воровства, лжи, поедания запретной пищи… И тот, кто никогда не крал, становится вором и бандитом; тот, кто стыдился протянуть руку, становится попрошайкой; верующий прекращает поститься; тот, кто всегда соблюдал закон, порывает с ним; аристократ, поборов в себе чувство позора, отправляется на рынок, дабы продать пару штанов; тот, кто стеснялся есть на улице, теперь делает это запросто; тот, кто ранее презирал людей, теперь попросту льстит им, лишь бы заполучить ломоть хлеба… Исчезновение большинства привычек, препятствующих удовлетворению репрессированных врожденных инстинктов, означает освобождение их от множества тормозов и способствует высвобождению их. В то же время это означает и ослабление условных рефлексов, которые ранее сдерживали все же человека от совершения определенных актов насилия, подобно воровству, убийствам, святотатству…

Человеческое поведение отныне развивается по биологическим законам. Репрессированные инстинкты, разрушившие условные фильтры поведения, начинают оказывать давление на все остальные инстинкты. Баланс равновесия между ними исчезает, а инстинкты, на которые оказывается давление, смещаются. Это приводит к новой серии cдвигов в условных рефлексах и вызывает еще большую «биологизацию» поведения людей, дальнейшую расторможенность в совершении антисоциальных актов. Если правительство и группы, стоящие на страже порядка, не способны предотвратить распад, «революция» в поведении людей наступает незамедлительно: условно принятые «одежки» цивилизованного поведения мгновенно срываются, а на смену социуму на волю выпускается «бестия». Но как только видоизменяется тип поведения масс, то неизбежно с этим меняется и весь социальный порядок.»

Конец цитаты.

Таким образом, Партия регионов сама выковала карающий меч революции, который отрубит ей голову. Однако я очень опасаюсь, что этот меч обрушится и на головы его поднявших революционеров, и на головы обычных обывателей, которых так ярко изобразил Максим Горький в своем «Буревестнике» в образе «глупого пингвина, робко прячущего тело жирное в утесах». Реки крови, не реки, а моря, не моря, а океаны зальют Украину, если революцию не удастся по тем или иным причинам удержать в мирном русле. Но революция была неизбежной, и этого джинна, этого дьявола, этого сатану выпустила на волю Партия регионов.